Читаем Зеленое дитя полностью

Обитатели верхней галереи прогуливались впятером или по одному. Одиночек было сразу видно: они вышли из группы, приуготовляясь к полному уединению в гротах отшельников. Чтобы переход от общения к одиночеству не казался слишком резким, им разрешали гулять по террасе до тех пор, пока они не почувствуют раздражение при виде других людей, и тогда, в качестве компаньона, им предлагали взять себе ручную живность. Правда, выбор был невелик: если не считать птиц, единственными представителями фауны в этом подземном мире были змеи-веретеницы, да еще громадные жуки, размером с черепаху. Так уж повелось, что если мудрец-отшельник привязывался к жукам, то змей он недолюбливал, и наоборот: по своим повадкам, змеи и жуки для обитателей подземного мира были все равно что для нас кошки и собаки. Величина змеи достигала одного метра, окраска — серебристо-серая с голубой искрой.

Ручная змея — а диких пресмыкающихся там почти не встречалось — становилась частью хозяина: обвивалась вокруг его тела, принимая излюбленную позу: голова свешивается ему на грудь, тело обвито вокруг шеи, а хвост спускается на спину. Жуки, напротив, никогда не касались своих хозяев, зато бегали за ними по пятам. Их твердые надкрылья голубого цвета с металлическим отливом напоминали две морские раковины с продольными бороздками. У них было три пары подвижных лапок, едва заметные усики и небольшие челюсти, а у самок, не сильно отличавшихся от самцов, сзади на теле появлялось светящееся пятнышко. Питались они экскрементами, и считались отличными санитарами и верными друзьями.

Оливеро уже было отчаялся найти неполную группу, как вдруг заметил приближающийся к нему кружок из четырех собеседников. Он поднялся им навстречу и попросил разрешения присоединиться. В знак согласия незнакомцы почтительно поклонились, и Оливеро занял место левого крайнего, как и положено новичку. Согласно правилу, старший в группе всегда находится в центре; когда он покидает группу, чтоб стать отшельником, новичок сначала становится слева, с самого края, затем справа, затем перемещается по левую руку от старшего, затем по правую, пока, наконец, сам не оказывается в центре на положении лидера.

Кружок, к которому присоединился Оливеро, обсуждал категорию Времени. Вообще-то такие вопросы мало интересовали здешних мудрецов. Оно и понятно: ведь в стране, где нет небесных тел, нет смены дня и ночи, не существует времен года, понимание времени не может быть глубоким. Жителям подземного мира, например, не приходило в голову измерять течение времени, да у них инструментов таких не было: ни часов, ни календарей. И все же они не могли не замечать, что вокруг постоянно что-то меняется: в гротах стекает по стенам вода, ручьи бегут в определенную сторону, человеческое тело стареет, да и сам процесс окаменения тоже свидетельствует о переменах. Эти и другие явления нельзя оставлять без внимания. Здешние философы исходили из предположения о конечности времени. В качестве аргумента они указывали на твердость и нерушимость окружавших их каменных пород и сравнивали их застывшую монолитную толщу, заполнявшую собой все и вся, с относительно небольшим числом предметов, подверженных изменениям. С кристаллизацией последней частицы органической жизни исчезнет и ощущение времени. Время — это способность изменяться, повторяли они, это знак конечности нашей природы.

Когда-то давно, еще на земле, Оливеро познакомился с концепцией времени как субстанции, не зависимой от опыта, чистой формы, существующей вне любых конкретных событий и явлений. Он попытался осторожно изложить ее своим собеседникам. Однако такая линия рассуждений оказалась выше их понимания. Тогда он попробовал зайти с другой стороны: посмотреть на понятие времени с более широкой точки зрения, нежели их настоящий опыт. Мы же не знаем, развивал он свою мысль, насколько далеко простираются скалы. Кто знает? Может, в толще каменных пород есть пустоты, да и вся каменная масса, возможно, «плавает» в какой-то гигантской пустоте. Если так, то в ней должен происходить бесконечный процесс изменения, а это значит, что время реально и бесконечно.

Мысль о тверди, плавающей в пространстве, вызвала у его собеседников смех: такое представление противоречило закону о свойстве твердых тел падать с высоты и тонуть в воде. Да, они допускали возможность существования во вселенной каких-то пустот: собственно, появление у них Оливеро служит тому подтверждением. Но нарисованная им картина бесконечного пространства, откуда он якобы пришел, показалась им безудержной фантазией. Вообразить пространство, не замкнутое со всех сторон скалами, было им не под силу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Post Factum

Солдат всегда солдат. Хроника страсти
Солдат всегда солдат. Хроника страсти

«Солдат всегда солдат» — самый знаменитый роман английского писателя Форда Мэдокса Форда (1873–1939), чьи произведения, пользующиеся широкой и заслуженной популярностью у него на родине и безусловно принадлежащие к заметным явлениям европейской культуры 20-го столетия, оставались до сих пор неизвестны российским читателям.Таких, как Форд, никогда не будет много. Такие, как Форд, — всегда редкость. В головах у большинства из нас, собратьев-писателей, слишком много каши, — она мешает нам ясно видеть перспективу. Часто мы пишем ради выгоды, славы или денег. …у многих из нас просто не хватает моральной стойкости, которая неотделима от нелегкой писательской судьбы.Форду выдержки было не занимать. Он ясно понимал, что выбирает человек, решая стать писателем… Форд — настоящий аристократ. Профессиональный писатель, не запятнавший себя ни словом, подлинный мастер, он всегда держался твердо, умел отличить истинно значимое от ложного, мелкого… Форд Мэдокс Форд — богач. Втайне мы все желали бы стать такими богачами. Его богатство — добротная работа и самоуважение…Шервуд АндерсенПосле Генри Джеймса это сегодня самый сильный романист, да и в мастерстве ему, пожалуй, нет равных. Мир, увы, слишком занят петушиным боем коммунизма и фашизма, чтобы прислушаться к философии этого английского тори. А зря — Форду одинаково претит и политика консерваторов, и любая другая доктрина.Грэм ГринБольше всего к Форду применимо слово «широта». Он любил повторять: гений — это гениальная память. У него самого память была необъятная. Никто так не восхищался писателями старшего поколения и не открыл столько молодых талантов, как он. И ведь он до конца оставался неуемным энтузиастом и искателем. Он был фанатично, по гроб жизни, предан искусству: так умеют только англичане — безоглядно, весело. Казалось, сердцу его тесно в грудной клетке: всё в нем выпирало наружу — стойкость, широта, щедрость.Роберт Лоуэлл

Форд Мэдокс Форд

Классическая проза / Проза
Южный ветер
Южный ветер

«Южный ветер» (1917) — самая знаменитая книга английского писателя Нормана Дугласа (1868–1952), выдержавшая более РґРІСѓС… десятков переизданий у себя на СЂРѕРґРёРЅРµ и переведенная на многие языки, впервые издается в Р оссии. Действие романа РїСЂРѕРёСЃС…РѕРґРёС' на вымышленном острове Непенте, название которого означает лекарство, избавляющее РѕС' боли и страданий или «блаженство», однако именно здесь героев ждут непростые испытания……У Дугласа настолько оригинальный склад мысли, что, читая «Южный ветер», ты нет-нет да похвалишь автора за точно найденную форму выражения вещей весьма тонких, едва уловимых.…Ведь на самом деле лишь ничтожнейшая часть того, что РјС‹ называем «сутью вещей», попадает на страницы романов, а главное обычно остается «за кадром». Р

Анна Чиж-Литаш , Даша Благова , Жанна Гречуха , Лорд Дансени , Норман Дуглас

Фантастика / Классическая проза / Научная Фантастика / Фэнтези / Современная проза
Вели мне жить
Вели мне жить

Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X. Д. — это совершенно уникальный опыт. Человек бескомпромиссный и притом совершенно непредвзятый в вопросах искусства, она обладает гениальным даром вживания в предмет. Она всегда настроена на высокую волну и никогда не тратится на соображения низшего порядка, не ищет в шедеврах изъяна. Она ловит с полуслова, откликается так стремительно, сопереживает настроению художника с такой силой, что произведение искусства преображается на твоих глазах… Поэзия X. Д. — это выражение страстного созерцания красоты…Ричард Олдингтон «Жить ради жизни» (1941 г.)Самое поразительное качество поэзии X. Д. — её стихийность… Она воплощает собой гибкий, строптивый, феерический дух природы, для которого человеческое начало — лишь одна из ипостасей. Поэзия её сродни мировосприятию наших исконных предков-индейцев, нежели елизаветинских или викторианских поэтов… Привычка быть в тени уберегла X. Д. от вредной публичности, особенно на первом этапе творчества. Поэтому в её послужном списке нет раздела «Произведения ранних лет»: с самых первых шагов она заявила о себе как сложившийся зрелый поэт.Хэрриет Монро «Поэты и их творчество» (1926 г.)Я счастлив и горд тем, что мои скромные поэтические опусы снова стоят рядом с поэзией X. Д. — нашей благосклонной Музы, нашей путеводной звезды, вершины наших творческих порывов… Когда-то мы безоговорочно нарекли её этими званиями, и сегодня она соответствует им как никогда!Форд Мэдокс Форд «Предисловие к Антологии имажизма» (1930 г.)

Хильда Дулитл

Проза / Классическая проза
Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду
Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду

В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить. Читала, как завороженная, не отрываясь, хотя заранее знала, чем все кончится. По-моему, это успех. Очень заманчиво выглядит ваше желание скрестить современный юмор со стилем восемнадцатого века. Впрочем, даже интереснее другое — ваш талант рассказчика. Каждую минуту что-то происходит, и что поразительно, — без всякой натуги, живо и непринужденно, а вообще все очень похоже на Дефо. Видно, что сюжетов вам не занимать. Это для нас, старой писательской гвардии, самое трудное — необходимость сочинять истории, а у вас они выходят сами собой…Из письма Вирджинии Вулф Дэвиду Гарнетту (1922 г.)О том, как это написано, говорить не буду. По-моему, написано здорово: что называется, ни убавить, ни прибавить. Вещь поразительная: она точно выстроена от начала до конца. В ней есть чистота и логика нового творения — я бы сказал, нового биологического вида, неведомо как оказавшегося на воле. Она и впрямь как шустрый, чудной пушистый зверек, живой и прыгучий. Рядом с «Лисицей» большинство рассказов выглядят бледно — эдакими заводными механическими игрушками.Из статьи Герберта Уэллса (1923 г.)Огромное спасибо за повесть Д[эвида]. На редкость удачная вещь — я и не припомню ничего подобного за последнее время. По-моему, суть человеческой психологии и поведение зверя схвачены очень точно. В своем роде шедевр — читать местами грустно, местами смешно, при этом нет ни одной (насколько могу судить) неверной ноты в интонации, стиле, замысле. Словом, безукоризненно выстроенная повесть — поздравьте от меня Дэвида.Из письма Джозефа Конрада Эдварду Гарнетту (1922 г.)

Дэвид Гарнетт

Проза / Классическая проза

Похожие книги

Покой
Покой

Роман «Покой» турецкого писателя Ахмеда Хамди Танпынара (1901–1962) является первым и единственным в турецкой литературе образцом смешения приемов европейского модернизма и канонов ближневосточной мусульманской литературы. Действие романа разворачивается в Стамбуле на фоне ярких исторических событий XX века — свержения Османской династии и Первой мировой войны, войны за Независимость в Турции, образования Турецкой Республики и кануна Второй мировой войны. Герои романа задаются традиционными вопросами самоопределения, пытаясь понять, куда же ведут их и их страну пути истории — на Запад или на Восток.«Покой» является не только классическим произведением турецкой литературы XX века, но также открывает перед читателем новые горизонты в познании прекрасного и своеобразного феномена турецкой (и лежащей в ее фундаменте османской) культуры.

Ахмед Хамди Танпынар

Роман, повесть