Зеленое море, красная рыба, черная икра

– Или почти все. Как выручал начальство. А заодно набивал карманы себе и им… – Бала выражался в не свойственной ему решительной манере. – По указанию областных властей он на протяжении ряда лет закупает у браконьеров икру и красную рыбу… Причем в большом количестве. В последнее время он приобрел двести пятнадцать килограммов приготовленной кустарным способом паюсной икры…

– И куда икра пошла дальше?

– На стол к узкому кругу лиц. На подарки. В Москву.

– А что руководство комбината?

– Оно – в курсе. Все оформляется через орс…

– А указания?

– Только устные. Ни письменных распоряжений – ничего! Собственно, мы как следует и не поговорили… Очень много звонков. Я не беру трубку, тогда звонят дежурному. Областной прокурор, директор сажевого комбината – все уже знают – Парфенов будто бы обвинил нас в провокации… Смешно!

Смешного было мало.

Бала не представлял себе людей, против которых мы выступили, и последствий нашего противостояния. За нечто совсем невинное по сравнению с этим я в один момент оказался по другую сторону Хазарского моря.

– На обыск к Вахидову уехали?

– Да. Хаджинур и обэхээсник. Сразу же, как мы вернулись.

– Бураков не приезжал?

– Его не нашли. Полковник Агаев в командировке.

– Сделаем так, Бала… Сейчас ты отсюда уедешь. – Он удивленно посмотрел на меня. – Тут нам не дадут работать. Перевезем Вахидова на пристань… – Несколько дней назад полковник Эдик Агаев уступил нам часть причала, где мы могли поставить свой катер. Там же у нас было небольшое помещение со столом и несколькими стульями. – Магнитофон у тебя на месте? – Я знал, что он держит в столе портативный магнитофон и кассеты.

– Тут.

– Возьми с собой. Обязательно запишешь его показания… – Я спешил, нервозность моя передалась Бале. – Будешь продолжать без меня. Я приеду, как только освобожусь…

Вахидов, не слушая наш разговор, тягуче-безмолвно раскачивался на стуле.

– Пойдемте с нами, – сказал я. Он покорно поднялся.

Мы пошли к дверям. Бала хотел выключить свет, но я предупредил:

– Не надо. Только дверь запри!

В приемной я нашел ключ от черной лестницы, незамеченные, мы спустились вниз.

– Сюда? – Бала показал на бежевую «Волгу» Вахидова.

– Пусть стоит. Я отвезу вас сам.

Едва я вернулся, как в коридоре раздались шаги. Последним движением я выгреб из сейфа кучу бумаг, бросил на стол. И тут же кто-то без стука властно распахнул дверь.

– Могу?

На пороге стоял круглощекий, спелый, как наливное яблоко, зампредисполкома Шалаев, который еще на днях интересовался, не задерживали ли мы браконьеров с икрой. За ним выступал собственной персоной прокурор области Довиденко – длинный, под потолок, колосс на бог весть уж каких там ногах.

На Довиденко была «генеральская» – государственного советника юстиции – форма. Непонятно, почему он оказался в ней в столь поздний час. Может, надел специально? Чтобы покрепче надавить?

Кто-то третий – невидимый мне – подергал дверь кабинета Балы, но, решив, что она заперта изнутри, отошел.

– Вот он, возмутитель спокойствия!.. – вполне дружески, даже радостно приветствовал меня Шалаев. Небольшого роста, в отличие от Довиденко, он производил впечатление человека сильного и крупного, с крутыми, как у зубра, плечами и короткой шеей. – Навел, понимаешь, страху на всех, а сам сидит тут со своей макулатурой… – Он показал на сваленные в беспорядке бумаги.

– Дежурный передал тебе, чтоб позвонил? – сухо спросил Довиденко. – Может, забыл? С ним станется…

Я успокоил его:

– Передал.

– А чего не звонил?

Он хотел, чтобы я четко определил позицию. «Не дозвонился», «У тебя было занято», «Извини»… Мне простилась бы любая ложь, потому что за ней стояло отступление, нежелание портить отношения с местной властью, покорность, капитуляция.

– Не позвонил – и все! – сказал я.

– Как это? «Не позвонил – и все»? – попер Довиденко.

– Ну так. Как ты слышал…

Я с ходу сломал его представления о каких-то отношениях, которые будто бы связывают нас крепче, чем наши обязанности перед законом, перед совестью. Перед элементарной порядочностью.

– Да я!.. Да ты знаешь!.. – От моей наглости Довиденко даже потерял дар речи.

– Пошел ты! Знаешь, куда…

– Бросьте вы, мужики… – Шалаев просунулся между нами. С его круглого смешливого лица не сходила терпеливая, ласковая улыбка. – И ты тоже хорош! – Он обернулся ко мне. – Мы к тебе в гости в первый раз… А ты? Разве гостей так встречают?

В ту же минуту, словно по волшебству, в дверь постучали. Баранов внес на подносе заварочный чайник, ложки, чашки, тарелочку с миндалем и изюмом. Откуда-то появилась бутылка «Кер-оглы». Дежурный проворно разлил по чашкам коньяк, сунул в каждый чайную ложечку, как в чай, пожелал нам приятного аппетита и неслышно удалился.

Я узнал школу Эдика Агаева.

– За встречу, – Шалаев поднял чашку, предварительно убрав из нее ложку. – За успехи. И служебные, и личные.

Шалаев не опустился до разговоров о квартире для прокурора, как это сделал до него незадачливый зампред Рыбакколхоз-союза, и даже не упомянул о Парфенове.

– Непорядков много. Не все идет, как хотелось бы…