Зеленое море, красная рыба, черная икра

Мир тесен. А восточнокаспийский – ну просто сжат. До размеров малогабаритной квартиры.

– У вас в доме нет вещей Баларгимова?

– Есть. – Не вставая, Халилова нащупала под креслом что-то тяжелое. Перегнулась, держа в обеих руках, поставила на стол.

– Адыл привез с места, где сожгли лодку…

Я увидел компас, которым пользуются рыбаки, – ориентированную по странам света плавающую, как домашний гриб в банке, большую черную шайбу. Колыхнувшись, она почти мгновенно заняла снова горизонтальное положение.

– Откуда он у вас?

Халилова объяснила:

– Я положила в хозяйственную сумку, он так и остался.

– После того вы сразу уехали из поселка?

– Нет! Купили еще водки. Потом еще. Еле угомонились! Всю дорогу гнал, как сумасшедший. Я просила: «Высади нас! Ну, мы погибнем, а ребенок-то за что?!»

– Баларгимов заезжал куда-нибудь?

– Только в водную милицию.

– В милицию? – Я подумал, что ослышался.

– Ну да! Кричал там на весь двор: «Убью Буракова!»

– А потом?

– Мы с дочкой остались в машине, а он побежал наверх, на второй этаж. Стал бить ногами в дверь и орать: «Где Бураксв? Где Цаххан Алиев? Сейчас они у меня узнают, как брать деньги и сжигать лодки!..» Его еле оттуда выкинули.

– Кто? Помните?

– Дежурный…

– И что Баларгимов?

– Метался, как бешеный! Готов был любого разорвать, уничтожить.

– Кому-нибудь еще грозил?

– Мазуту. «Это его работа! Его и Цаххана!»

– А дальше?

– У детского сада, на углу, остановил – мы вышли. Он всегда обычно высаживал меня раньше, чтобы соседи языки не чесали…

– Что-нибудь сказал?

– Да. Мне, говорит, надо еще сказать кое-кому пару слов…

– У него было что-нибудь с собой в машине? Ружье, нож?

– Ракетница. Он всегда ее с собой возит. И канистра с бензином… – Она словно задним часом ощутила предвестие недалекого уже преступления. – Что-то меня всю трясет!

– Много времени прошло после того, как вы вышли из машины и начался пожар?

– Минут двадцать.

– Вас допрашивали на следствии?

– Нет.

– А вы связывали поджог с угрозами Баларгимова?

Она взглянула мне в глаза.

– Связывала. Но старалась не думать. У меня дочь!

– Гусейн не звонил? – в первую очередь спросил я у Гезель. Мне крайне необходим был следователь: один я ничего не успевал.

– Я сама ему позвонила. Отвечала соседка. Гусейн на больничном, поехал на три дня к отцу, в деревню, «нервы лечить»… Не связался ни с вами, ни со мной.

– Очень странно.

– Слышали: Митрохина отозвали из отпуска. Готовится будто партактив по социалистической законности.

– Я ничего об этом не знаю.

– Жена Кулиева здесь. С отцом Умара. Они вас ждут.

– Кулиевы знают, что мы послали телеграммы об отстрочке исполнения приговора?

– Знают! Для них это – такая радость, Игорь Николаевич! Такое счастье! – Она взглянула в окно. – Вон они, кстати…

– Ваша фамилия – Кулиев, а его – Баларгимов. Вы не родные братья? – спросил я.

Человек, сидевший передо мной, был отнюдь не старый, но успевший махнуть на все рукой – с шелушащейся старческой кожей, пучками седых волос в ушах, в мятом, изношенном донельзя, пыльном костюме.

– Родные. Просто ему дали фамилию по имени нашего отца – Баларгима-Кули-оглы, а мне досталось имя деда…

– Какие у вас взаимоотношения с Баларгимовым?

– Фактически он давно уже отобрал у меня сына. Но мы – братья! Этим все сказано. У нас общие родственники. От этого никуда не денешься. Вера знает… – Он кивнул на несовершеннолетнюю сноху.

Сидящая рядом жена Умара Кулиева громко хрустнула пальцами. У нее было странное представление об этикете официальных визитов. В прокуратуру она надела самое короткое платье и максимально оголила верх.

– Вы общались с сыном до его ареста? – спросил я.

Он поднял водянистые глаза, развел руками.

– Почти нет. Садык поссорил меня с Умаром, потому что я оставил его мать. Взял другую женщину. У нас такое не прощают. Любовниц – это пожалуйста! Сколько хочешь! Да вы сами знаете!

– Давно живете отдельно?

– Я ушел, когда Умару было четырнадцать.

– У вас еще дети?

– Четверо. Младшим было: одиннадцать, девять и пять… Я помогал, как мог. Но в чем-то, конечно, они были ущемлены. Садык этим воспользовался. Как только я ушел из семьи, брат сразу начал настраивать сына против меня. Он стал брать его в море, готовить к браконьерским делам…

– Вы предостерегали брата?

– Когда я потребовал, чтобы он оставил парня в покое, его сыновья избили меня. Я месяц провалялся в больнице. Вера знает.

Он снова показал на сноху, которая опять сделала вид, словно ничего не слышит.

«Затрудненность общения – первый симптом отсутствия воcпитания…» Я не решался обращаться к ней с вопросами, чтобы не смутить.

– Садык полностью вытеснил меня из семьи. Он давал деньги моей бывшей жене. Я не мог им особенно помочь. Я работаю в вечерней школе. В Красноводске. Преподаю химию. Из моих братьев я один получил образование, и никто из них мне этого не простил.

– Кто ваша нынешняя жена?

– Она тоже учительница. Из Молдавии. Из Бельцы… Она хотела, чтоб Умар чаще бывал у нас, но он так ни разу и не приехал. Он ходил в море с моими племянниками.

– Как вы узнали об этом?