Зеленое окно

– Попадись мне еще! – проговорил я.

– Что тогда? – спросила она, и уголки губ ее чуть растянулись, как и в тот раз.

– Тогда узнаешь! – И я, не оглядываясь, потопал на свой этаж.

Чтобы показать, что она меня больше не интересует и что я даже позабыл про нее, я принялся насвистывать: «Все ребята уважали очень Леньку Королева…» А на душе было паршиво.

– Фальшивишь, – донеслось до меня снизу. «В самом деле, поддать ей, что ли? – устало подумал я, но, махнув рукой, двинулся дальше. – Не стоит связываться. Хлопот потом не оберешься».

С тех пор мы старались не встречаться. Вернее, и просто переходил на другую сторону, если замечал, что она идет навстречу.

Несколько раз я видел ее из своего окна. Я отходил к занавеске, чтобы она, случайно взглянув на окно, не узнала, что я смотрю на нее. Ходила она плавно, легко. Я смотрел – и вся злость моя куда-то девалась.

Потом я видел ее несколько раз со стариком – с Загонялой. «Чего это она с ним?» – думал я. А они шли чинно, не спеша. Одним словом, прогуливались. Казалось бы, ну какое мне дело до всего этого? Пусть прогуливаются! Но что-то удерживало меня у окна, пока они шли по двору.

Я спросил у Витальки, который всегда все знает: что это, мол, за девчонка какая-то со стариком ходит?

– А-а-а, – протянул Виталька, – это его внучка приехала. Теперь с ним живет. Ее Русалкой зовут.

– Как? – переспросил я.

– Вообще-то Танькой. Но мы ее со вчерашнего дня Русалкой прозвали.

– Почему?

– Потому что она на русалку учится.

– Ты что ерунду болтаешь? – сказал я.

Виталька рассмеялся и пояснил:

– Вчера она к нам подошла…

– Сама?

– Ну да. Ты слушай. Подошла, значит, и говорит:

«Вы что моего деда Загонялой зовете?» А Леха ей: «Он же и есть загоняла. Самый натуральный. Он же публику на места загоняет». – «А ты, – говорит она, – дурак самый натуральный! Дедушка мой работает капельдинером». Леха обиделся, конечно, и в драку было полез. Но я говорю: «Отзынь!» И спрашиваю у нее: «Кем-кем работает?» – «Капельдинером. Помогает зрителям правильно занять свои места». А потом разговорились, и мы узнали, что она будет выступать в опере «Русалка».

– Петь будет?

– Нет. Просто будет читать стихи.

– Стихи!

– Ну да! «Русалку» же Пушкин написал стихами. А потом к ней кто-то музыку придумал, Танька говорила.

Я не мог понять:

– Ты же сам говоришь – музыку. Значит, она поет?

Виталька досадливо поморщился:

– Не поет, а читает. А кроме нее – все поют.

– Что же она читает? – допытывался я.

– Текст читает, – разозлился Виталька. – «Что» да «что»! Сходи, тогда сам узнаешь.

– А говоришь, она на русалку учится.

– Ну да, учится. Репетирует. – И вдруг он пристально посмотрел на меня: – А что ты так интересуешься?

– Ничего… Просто я…

– А покраснел-то, покраснел…

Я замахнулся:

– Как дам вот сейчас!

Мы еще о чем-то потрепались и разошлись.

А во дворе время от времени я стал слышать крики: «Русалка!», «Русалка!», «Русалка хвостом рыб отгоняет!». И я видел, как плавно и независимо шла Таня. На крики мальчишек она не обращала никакого внимания.

И снова я встретил ее на лестничной площадке, когда Таня возвращалась от Верки. Я хотел посторониться, чтобы она прошла, но Таня вдруг остановилась.

– Здравствуй, – сказала она.

– Здравствуй.

Она молчала, и я тоже не знал, что ей еще сказать. Было слышно, как Силин играл «Неаполитанскую песенку». Особенно мне нравились места, где мелодия вдруг обрывалась, а потом как бы вдогонку ей летела еще одна протяжная нота. Про себя я даже повторил за трубой.

Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля…ля,
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля…ля…

Но что же сказать Тане? Не стоять же таким истуканом.

Наконец я бухнул:

– Ты… это… правда Русалку играешь?

– Правда, – сразу ответила она, – только не Русалку, а Русалочку.

– Русалочку?

– Да. Это дочь Русалки.

– Дочь?

Я и сам чувствовал, что вопросы мои идиотские. Но Таня не рассмеялась.

– Дочь ее и князя.

На этот раз я ничего не спросил, но Таня отлично поняла, что «Русалку» я не знаю, хотя и сказал:

– Ага!

– Хочешь, я тебе книгу дам, ты там обо всем прочитаешь? – И, не дожидаясь моего ответа, она предложила: – Пошли.

Только когда мы переступили порог ее комнаты, я вспомнил про Загонялу. Но отступать было поздно. Старик шел нам навстречу.

– Познакомьтесь, – сказала Таня, – это мой дедушка Иван Денисович.

– Эдик, – произнес я.

Я подумал: вот сейчас он начнет меня распекать! Сколько раз я вместе с другими кричал: «Загоняла!» Зачем кричал? Не знаю. Может, и те, другие, тоже не знают? Глупо как-то.

Но старик сказал:

– Присаживайтесь, молодые люди. А может, мы чаю выпьем?

– Спасибо. – Я поерзал на стуле. – Я на минутку зашел, за книгой.

– За какой, позвольте полюбопытствовать?

Я почувствовал, что начинаю краснеть. Что у меня за дурацкая привычка, нет, не привычка, а свойство: чуть что – я уже краснею! Просто не знаю, куда деться в такой момент.

Выручила Таня. Она сказала:

– Эдик хочет почитать пушкинскую «Русалку».

– А! Это хороню, – произнес Иван Денисович. – Это похвально.