Зеленоглазка

Не только я убегала к Магвайрам, чтобы избавиться от влияния Джона Лангли. Почти каждый день на пути к конным заводам я замечала возле гостиницы Магвайров элегантную и, что было редкостью в Мельбурне, закрытую карету, которую Джон Лангли заказал для Розы. Инстинктивно она возвращалась сюда, когда не могла больше выносить порядок и тишину дома Джона Лангли, когда инертность, в состоянии которой пребывали Элизабет и Том, становилась совершенно невыносимой для ее живого темперамента. Роза возвращалась туда, чтобы повоевать с матерью, поиграть с отцом в шашки, подразнить Кона, прервав его занятия, вслух порассуждать о том, чем в это время мог заниматься Пэт в Балларате.

– Интересно, выпал ли у них уже снег? – говорила Роза. – Ларри сказал, что скоро в предгорьях выпадет снег. Говорят, здесь он не такой, как дома.

В колонии было много людей, которые говорили «дома», подразумевая при этом совершенно разные уголки земного шара.

Обычно Роза беспокойно бродила по комнате, не в силах усидеть на месте даже теперь, когда она стала такой полной и неуклюжей из-за беременности. Свои волосы она продолжала забирать в узел на затылке. Именно с такой прической она впервые спустилась в столовую Лангли; теперь Роза казалась мне красивее, чем раньше. Когда она играла в шашки с отцом, я заметила, что ее руки остались такими же белыми и нежными, как она нам и обещала, а на ее пальце блестел первый бриллиант.

– Мама, – говорила Роза, – когда родится ребенок, мы поедем отдыхать в Брайтон – я и ты, мама.

Там мы подышим морским воздухом. – Она продолжала: – Эмми, когда у меня родится ребенок, я сошью сразу шесть новых платьев, и ты должна помочь мне выбрать для них материю.

Роза не стеснялась упоминать о ребенке при Коне, и однажды, когда она шутя прижала его к себе, Кон почувствовал, как младенец зашевелился. На лице Кона изобразился ужас, который сменился широкой улыбкой удивления.

Кейт оттолкнула его прочь.

– Постыдись, Роза!

– Ах, мама! Кон уже достаточно взрослый. Он немало повидал и в Дублине, и на приисках. Кого ты собираешься из него вырастить?

Должно быть, в те дни Кон с изумлением сознавал, что скоро его место младшего в семье займут сразу два ребенка. Наверное, он охотно бы его уступил. Кон заметно вытянулся, и теперь его детская пухлость постепенно исчезала; возможно, он радовался, что внимание Кейт фокусировалось теперь не на нем.

– Когда Розе придет время рожать, я буду рядом с ней, – твердо заявила Кейт, – а Джон Лангли пусть катится ко всем чертям.

Мы с Адамом подготовили для нашего будущего ребенка только все самое необходимое, и эти приготовления не шли в сравнение с тем, что происходило в доме Лангли. Там ребенку уже отвели целых две комнаты и заранее пригласили няню; младенца ожидала целая куча полотенец, простыней и всякой одежды.

– На Эврике мы обходились и без этого! – фыркала Кейт.

Зато Адам сам смастерил для нашего ребенка колыбельку. Часами он с любовью трудился над ней, когда ночевал в родном порту. У Адама получилась красивая отполированная колыбелька, какие делали еще в старину. Он специально укрепил ее на высокой качалке, чтобы мне не нужно было над ней наклоняться.

– Уже сто лет в нашей семье пользуются такими колыбелями, – пояснил Адам.

Он вырезал из дерева куклу и темно-зеленой краской нарисовал ей солдатский мундир.

– Не хочу видеть здесь никаких английских солдат в красных мундирах.

Затем он сделал из дерева медведя, стоящего на задних лапах, и выкрасил его в темно-коричневый цвет.

– Медведь из Новой Англии.

Адам был так счастлив оттого, что у нас скоро должен был родиться ребенок, что, я думаю, в те месяцы он любил меня. О Розе мы с ним никогда не говорили, если только мимоходом, и хотя я внимательно за ним наблюдала, на его лице не заметно было ни напряжения, ни деланного равнодушия, которые всегда появлялись раньше при упоминании ее имени. Случилось так, что все эти месяцы Адам не видел Розу. Дом Лангли он больше не посещал, а Роза каждый раз, когда его корабль заходил в порт, специально не появлялась у Магвайров. Я начинала чувствовать, что отвоевываю его у нее. Возможно, и она сама это понимала. Когда Роза заходила ко мне в последний раз перед родами, она медленно провела рукой по гладкой поверхности колыбельки.

– Какая ты счастливая, Эмми! – сказала она и на сей раз совсем не шутила.

Шла весна, заметно потеплело; я была уже на седьмом месяце беременности, а Розе настало время рожать. Помню, в тот день впервые после зимнего холода я оставила входную дверь открытой солнцу и легкому ветерку. Я сидела и шила, а у моих ног мирно покоились кошки, когда на половицы легла тень Джона Лангли.

– Мисс Эмма, не могли бы вы поехать в мой дом прямо сейчас? У Розы с утра схватки.

Я отложила шитье.

– Как она? Надеюсь, ничего опасного? Он почти беспомощно покачал головой.

– Доктор говорит, что нет. Конечно, с нею рядом сиделка… у нее очень сильные боли.

– Ну, к боли она должна была быть готова. Чем я могу ей помочь?

– Не знаю. Она хочет, чтобы вы приехали, постоянно просит об этом.

Я пыталась остаться твердой.