Зеленые буковки, или конюх Аким против

Как выглядят ходули ночного зрения, он не знал, видать, какие-то бесовские диковинки. Конюх хотел было повернуть голову, отвергая бесовские дары, но тут в глаз ему залетела ночная мошка и Аким изо всех сил чихнул, щедро брызгая вокруг себя слюнями. Голова дернулась вперед, Аким начал тереть ладонью глаз к носу, как учила одна бабка, чтобы извлечь мошку и изумленно замер — вокруг сразу стало светло, как днем. Буковки же вещали, что модуль подключен и отключится если отвести руку от левого глаза который он тёр извлекая тело несчастной мошки погибшей в его глазу. Он убрал руку, сразу все вокруг поглотила тьма ночи.

«Мать честная!» — подумал Аким, — «Чудеса!»

Он снова приложил ладонь к глазу — светло как днем. Появилось еще одно сообщение.

«Один из игроков перевел вам 1000 очков опыта на игровой счет. Прокачать навык ночного зрения?».

«Качай, чего уж», — обреченно подумал кивая Аким, — «все равно не отстанете».

Перед глазами сверху вниз проплыли цифры с черточкой

«- 1000»

Потом из зеленой точки протянулась полоска и исчезла

«Вы получили навык «Инфракрасное зрение» и «Видение через стены». Чтобы включить инфракрасное зрение, закройте ладонью правый глаз. Чтобы включить виденье через стены, закройте ладонями оба глаза».

«А ну попробую….», — подумал Аким.

Он прикрыл ладонью правый глаз. Темно. Только вот темнота какая-то странная черно-фиолетовая. Но он тут же замер вокруг двигались силуэты желто-красно-оранжевые, похожие на птиц, белок, мышей. Из-за кустов на него глянула то ли собачья, то ли лисья морда со сверкающими желтым пламенем глазами. Он почувствовал, как от страха сжалось сердце.

— Чур, меня! — вскрикнул Аким, — изыди бесы проклятые!

Он убрал руку от глаза. Пробовать обе руки не стал. Но все же приложил руку к левому глазу, включив режим ночного видения. Посмотрев по сторонам, Аким никаких ходуль, о которых говорили надписи раньше, не нашел. Еще раз перекрестился, заручившись божьей подмогой, от бесовского наваждения и побрел дальше по дороге к монастырю, прикрывая один глаз ладонью.

Монастырь показался на горизонте после полудня. Конюх успел и искупаться в мелкой речке, и перекусить на ее берегу, и даже вздремнуть часок в тенечке. Буковки успокоились, мигая потихоньку совсем иноземной надписью, которую прочитать никак не удавалось, да Аким и не стремился, Не доходя монастырских стен, Аким поймал за рукав встреченную на дороге бабу, видать, шедшую в монастырь на богомолье,

— Слышь, где тута святой старец Фома обитает в скиту?

— Так это вон, через луг пройти, рощицу справа оставишь, впереди ручей будет течь, так ты вдоль ручья иди, не сворачивай, а там версты через три и скит будет. Да только старец болеет сильно, не принимает никого неделю уже. Я и сама хотела к нему пойти, помолиться об избавлении от хворей, а оно вишь, и сам старец лежит в болезни.

— Это ничего, я пойду, попытаю счастья, может и получится.

— Ну, коли повезет, ты, мил человек, попроси ужо старца помолиться за рабу божью Лукерью, чтобы, значится, от хворей избавление пришло.

— Хорошо, Лукерья, попрошу.

— Да не Лукерья я. Лукерья, то невестка моя, корова, дома осталась, сказала, что не дойдет до богомолья, а я за себя потом к старцу схожу, как выздоровеет.

Удивляясь странным поворотам судьбы, которая корову сделала бабьей невесткой, Аким пошел по указанной дороге, которая и вправду привела его к скиту. Он остановился перед покосившейся избой и почерневших от времени сосновых бревен. С местами провалившейся крыши по краям сползал, сращиваясь с землей, дерновый слой, поросший мелкой травой. Вход, слишком узкий и косой для Акима, почти провалился и, того и гляди, обрушится совсем. По струйкам дыма было понятно, что скит топится по-черному, без трубы.

— Есть кто живой, люди добрые? — спросил он, кланяясь и крестясь на закопчённую икону над входом.

— Чего надо? — ответил кто-то густым басом из глубины скита.

— Мне бы от бесовского наваждения избавиться и еще попросить за корову Лукерью, которая не захотела сама идти на богомолье.

— Боже, за что же ты мне присылаешь таких сказочных дурней? Не иначе как для испытания веры моей, — вылезая из скита, промолвил маленький сухонький старичок небольшого роста, головой вряд ли достигавший конюховой подмышки.

Он стоял перед Акимом в черной, никогда не стираной схиме, из-под нее торчал, как обгрызенный, неровный край грубой коричневой власяницы. А поверх самой схимы тихо позвякивали ржавые вериги в виде толстой цепи. Бас старца при этом был такой, будто говорил здоровенный детина двух саженей росту.

«Эх, настоящий всамделишный старец!» — благоговейно подумал Аким.

Старец прищурился и ткнул Акима в живот, тонким, но твердым как камень пальцем.

— А вы чего удумали! Не всамделишней! Я тебе…., — погрозил он кулаком.

— Старче, тут только я один, никого со мной нету, — ответил ему растерянный Аким.

— Не принимаю я, болею. Пошел вон отсель! Топай вон, в монастырь, к бездельникам этим и дармоедам, там они тебя от всего избавят, еще и должен останешься.