Зеленые буковки, или конюх Аким против

Выстрел и только перья по все избе полетели. Тут же прицелился и решил разнести сундук в углу, но прицел размылся и пропал.

— Это что еще такое?! — завопил Аким.

«Алкоголь в крови 0%»

— А понял!

Конюх опрокинул еще стакан самогона.

Снова появились красные черточки и соединились в красный треугольник, который навелся на сундук.

— Харасмент!

Но из елды плюхнулся на пол слабый заряд и прожег небольшую дырку в полу.

— Да чтоб тебя! Чего ваша американская чудо машина не работает.

«Необходимо снова зарядить», — невозмутимо сказал американский барин, затянулся большой цигаркой и выпустил струю дыма.

Аким снова подумал о Дуняшке и о барыне Лизавете Борисовне и такая обида его захлестнула, что выстрел после слова «харасмент» ахнул, как гром небесный. Луч разнес не только сундук, но и разбил половину стены за ним. С улицы раздался визг и вопли испуганных дровосеков. Забежал перепуганный Степанька. По избе летали перья из подушки, всюду черепки от горшков, щепки от сундука и по краю огромной дыры в стене дымился обугленный край.

— Да что же вы, батюшка, такое творите?! — испуганно закричал он.

Аким виновато засунул пальцем елду обратно в медвежью пасть.

Над чудным американским барином появилась надпись «Свернуть помощника?».

«Ты мне, американо, вот что скажи?», — с досадой спросил Аким, — «ну почему мне все время, чтобы чего-то достичь надо то палец в жопу совать, то в лоб себя бить, то глаза косить, то чтобы силушку руке дать надо рукоблудить, то из елды громом и молнией стрелять? Ну, вот за что мне такое?»

«Загадочная душа твоя, Аким».

Американец развел руками и исчез.

Аким уложил провизию в котомку и закинул за плечи. Сразу же появилось сообщение перед глазами.

«Увеличить объем котомки? 100 очков».

Конюх почесал затылок.

«Господь с тобою, давай раздай котомочку, авось пригодится», — кивнул он.

Сопровождаемый дровосеком Степанькой Аким вышел на улицу, поправил не плече увесистую котомку с едой, перекинул на плечо гитарную рогатину. Повернулся к нареченной им деревне Радужное, широко перекрестился, сделал три глубоких поклона, а потом сначала скосил глаза на нос, потом стукнул себя изо всех по лбу, закрыл глаз рукой, сунул палец другой руки себе в жопу и исчез, оставив таращащегося в ночную тьму дровосека Степаньку.

Конюх бежал почти до рассвета, пока система не предупредила его, что надо отдохнуть и ввести в организм животные белки. Аким давно уже догадался, что никакие это не белки, а так глупые баре называют еду. Усевшись под деревом на обочине дороги и прислонив у дерева свою гитарную рогатину, конюх раскрыл котомку, собранную ему в Радужном и начал выкладывать на чистую тряпицу еду. Внезапно возле ноги у него замяукал котенок. Он терся об его ногу, обвиваясь веревкой — выпрашивал еду.

— О, котейка. Откуда ж ты тут взялся ласкучий мой? Ходь сюда сердешный, я тебя покормлю, да обогрею.

— Что ж ты, добрый молодец, животинку кормишь, а со мной не поделишься? — услышал Аким позади себя насмешливый голос.

— Так садись, добрый человек, отведай, еды чего Бог послал. Тут хватит и на котейку, и на доброго человека.

— А ты почем знаешь, что я добрый человек?

Подсел к конюху молодой еще парень, высокий, русоволосый, с кудрявой бородой. Аким смерил его взглядом. Видно, что силушкой не обделен детина. Руки сильные, хваткие. Глаза быстрые, намётанные. Походка кошачья, тихая. Из-за голенища торчит рукоять ножа.

«Тать, как пить дать, тать!», — пронеслось в голове у Акима.

Он протянул собеседнику хлеб, мясо, сало и лук. Тот медленно, задумчиво огладил бороду и вежливо принял еду. Откусил немного пожевал и хитро посмотрел на Акима. От его взгляда аж душа на вылет пошла, такой он пронзительный был.

— Куда путь держишь, добрый молодец? — спросил парень.

Аким почему-то решил сказать ему всю правду. Тать он и помещику недруг, а раз так, то и мне приятель, решил конюх.

— Конюх я бывший барский. Вот бежал от него, засечь он меня хотел до смерти. К старцу Иннокентию-столпнику.

Парень усмехнулся и ослабил свой взгляд.

— Конюх говоришь, брат?

— Он самый! — кивнул Аким.

— Какая ж нужда у тебя к старцу? Слышал я, он в последнее время чужих особо не привечает.

— Нужда у меня к нему великая — надо, чтобы он дал мне благословение на борьбу с моим барином окаянным, который, обуяемый сатаной, вместе с подельниками своими мерзопакостными, друзей моих хочет поесть, которые в погребе томятся.

— То дело доброе, — одобряюще кивнул парень, — помещик, он как черт гибель вокруг себя сеет. На такое, мыслится мне, старец даст благословение.

— А ты его видел, старца-то?