И вдруг что-то произошло. Чудовище взвыло и прыгнуло. Раздался страшный грохот, и топь качнулась. Громадное тело, содрогаясь, провалилось куда-то. А рядом с аборигенкой на бревне стоял вездесущий Гарри — в золотистом облегающем скафандре без шлема, с дымящимся бластером в мускулистых руках.
— Ах, — сказала аборигенка и упала Гарри на грудь. — Ах…
Кто-то схватил его за плечо. И Гарри, стараясь не испугать аборигенов Цереры, вылезших из джунглей посмотреть на труп Межзвездного Вампира, медленно повернулся…
— Идиот… Очнешься ты наконец?
Фрэнк Хаксли уставился на Бэка, не понимая и не принимая его слов.
— Командир, да проснитесь вы… Вызывают нас…
— Куда?
— Как куда — за косяком. Сами напросились.
Динамик громко кричал:
— Экипажам «Флайфиш-131», «Флайфиш-140», «Флайфиш-15» язиться немедленно в Главную рубку для получения инструкций… Перед вылетом получить разъяснения у дельфинолога Штейна… Вылет — через полчаса… Экипажам «флайфиш-131»…
— Подожди, Бэк. Там что-нибудь случилось?
— Не знаю, шеф. Говорят, дельфины взбунтовались. Угнали косяк, и теперь надо его разыскивать…
Хаксли вынул из уха наушник и сладко потянулся.
— Надо же. Вот черти!
Он с сожалением взглянул на видеофон, все еще горящий кровавыми красками, и заключил:
— Надоело это все: дельфины, косяки… Нет, на старушке Земле романтики, давно нет…
— Сами напросились, — бубнил Бэк, захлопывая дверь дежурки. — Никто нас не заставлял…
Они шли по темному винтовому коридору. Хаксли молчал. Он чувствовал себя виноватым и несчастным.
5. Прерванная прелюдия
Центральная лаборатория, или, как величал ее Пан, «операторская», располагалась на полубаке. Три стены и потолок были сделаны из прозрачного, почти невидимого поляризованного стекла, и большой, суженный к носу зал казался выдвинутой в море площадкой. В хорошую погоду боковые стены и потолок убирали, и лаборатория на самом деле превращалась в площадку, защищенную от встречного ветра и взлетающих из-под форштевня брызг плавным выгибом передней стенки.
Сейчас были убраны только боковины, а потолок, в толще которого по мельчайшим капиллярам пульсировала цветная жидкость, превратился в желто-зеленый светофильтр.
Впрочем, ослепительную улыбку Гоши, молоденького капитана «Дельфина», не могли погасить никакие светофильтры. Он небрежно бросил под козырек два пальца и лихо отрапортовал Пану:
— Шеф, все нормально. Координаты — 36 градусов 10 минут северной широты и 25 градусов 42 минуты восточной долготы. Лоцман требует отдать швартовы у этого каменного зуба. Жду приказаний.
Первую неделю плавания — первого самостоятельного плавания после окончания мореходного училища — Гоша провел в неприступном одиночестве на капитанском мостике. Его новенький китель вспыхивал там с восходом солнца и гас на закате.
Через неделю гордое одиночество приелось общительному капитану. Его немногочисленная команда — штурман-радист, механик и два матроса — отлично несла службу, штормы проходили стороной, приборы работали безукоризненно, и вот позади осталась ленивая зыбь Черного моря, узкое горло Босфора, и утренним маревом встало Мраморное море.
Словом, вторую неделю бравый кэп провел на верхней и нижней палубах. С видом суровым и занятым он бесцельно слонялся среди своего налаженного хозяйства, искоса наблюдая за суматошными буднями «ученой братии». Ученые оказались отличными ребятами, и поэтому однажды капитан не выдержал, снял китель и фуражку, засучил рукава и стал помогать аспиранту Толе опускать за борт какую-то замысловатую штуковину, похожую на большого ежа.
Но окончательное «падение» капитана произошло в начало третьей недели, когда он впервые переступил порог «операторской». С тех пор штат центральной лаборатории увеличился на одного добровольного ассистента.
Вот и теперь Гоша был первым, на кого наткнулись Пан и Карагодский, едва открыв дверь операторской.
— Стоп! Назад помалу, — в тон Гоше ответил Пан. — Сначала обстановку. Что это за остров?
— Остров? — Гоша презрительно сощурился. — Вы считаете это островом, шеф? Да этого камушка нет, наверное, даже в лоции… А название… Впрочем, сейчас скажу точно…
Островок на самом деле был неказистый. Даже не островок, а невысокая конусообразная скала, сверху донизу поросшая темно-зеленой непролазной щетиной колючих кустарников и трав, из которой робко тянулись редкие кривые стволы дикой фисташки, кермесового дуба и земляничного дерева.
Ветер тянул слева, со стороны скалы, и к привычным запахам моря примешивались пряные, дурманящие ароматы шалфея, лаванды и эспарцета — словно открылись внезапно ворота большой парфюмерной фабрики.
Гоша с треском захлопнул объемистый телеблокнот с голубым эластичным экраном — последнюю новинку изменчивой моды — и снова повернулся к Пану, который с любопытством продолжал изучать остров. Этот зеленый конус напоминал ему что-то мучительно знакомое…