Штука капризная, между прочим, если кто думает, что это не так. Тесто не должно быть слишком густым, изделие получится тогда жестким с опавшей серединкой. И не должно быть слишком жидким, тогда сырники расползутся по сковородке – не собрать. Нужно уметь попасть в золотую середину. Раньше получалось. Теперь – только бы поймать! Давно не делала ничего в кухне, очень давно.
Все получилось! Ровненькие, золотистые, пухленькие. Сверху ложку сметаны, и нате вам, господин Баскаков, угощайтесь, коли вам блюдо такое по вашему статусу, зубам и настроению.
– Вкусно, – отметил он, отодвигая пустую тарелку, слопав целых семь штук. – Молодец, Дарья Дмитриевна, хорошая хозяйка. Что же муж-то сбежал от такой мастерицы?
– Он не сбегал! – возмущенно повела она плечами, ковыряя все еще первый по счету сырник. Аппетита в его присутствии совершенно не было. – Я его сама выгнала, между прочим.
– А что так? – он недоверчиво ухмыльнулся. – Все вы так говорите: выгнала, послала. А на самом деле...
– На самом деле я устала делать вид, что ничего не замечаю. Просто в какой-то момент устала, и все. Кстати, Захар Валентинович, а почему вы считаете Молюкова... неумным человеком? Он, по-вашему, должен был меня пристрелить?
– Он, по-моему, не должен был проявлять инициативу.
Баскаков, насытившись, вдруг повел себя совершенно бессовестно, поймал Дашину ладонь, вытащил из пальцев вилку, уложил ее на тарелку с недоеденным сырником. Начал перебирать ее пальцы привычно и методично, будто делал это много раз и раньше и давно знает, что и как ей нравится.
А ей нравилось!
– Что вы делаете? – Даша подбородком указала на их сплетенные пальцы.
– Я? Ничего, – он улыбнулся, но руки не убрал. – Мы просто говорим. Кстати, давайте уж договоримся, либо «вы», либо «ты». Либо с отчеством, либо без. Я за второй вариант, а ты, Даша?
– Пусть будет так. Не надо... – она потянула свои пальцы из его ладони, ничего не вышло, быстро сдалась и закончила совсем не так, как хотела: – Не надо было ему проявлять инициативу в каком смысле?
– В том, чтобы подставлять тебя так жестоко, – нехотя признался Баскаков. – Было дано задание идиоту: следить и, используя представившуюся возможность, насолить тебе каким-нибудь образом.
– Ничего себе! – Даша надула губы и пальцы решительно выдернула. – Насолить?! Это называется насолить?! Я просидела под следствием почти неделю! Я подверглась массированным допросам и прокурорских, и своих, и людей из службы собственной безопасности! Я потеряла работу! В конце концов, я получила по башке! Это называется насолить?!
– Один – один, Даша.
Он не испытывал никаких угрызений совести. Если что-то и разозлило его, так это то, что его подчиненный ослушался, проявив не одобренную свыше инициативу. И ему совсем не жаль ее запятнанной репутации, потерянного времени в следственном изоляторе, и головы ее пострадавшей совсем не жаль.
Он отмщен!
– Ты доволен... – поняла она все по его самодовольно ухмыляющимся глазам. – Ты очень доволен.
– Не скажу, чтобы очень, но... Некое удовлетворение получил. Доказать, кстати, у тебя не получится. Да, я почти доволен. Хотя Косой и получил по шее за самодеятельность.
– Потому и машину его на штрафстоянку отогнали? Сам не сумел?
– Ага, – покивал Захар, развалившись на стуле в ее кухне, как на своей, и совсем не заботясь, что рубашка неприлично расстегнулась на его загорелом торсе. Почти ведь до пупа обнажился, ох и... – Менты забрали тачку, вызвали эвакуатор и отбуксировали на штрафстоянку, мы же не знали, что этот... Саша, мягко говоря, с перепугу ее поперек проезжей части оставит, когда с отчетом прилетит.
– А где он сейчас? Вы его... Вы его за непослушание?.. – продолжить она побоялась.
– Нет, дома сидит, раны зализывает. – Он вдруг резко втянул в себя воздух, выдохнул, сильно раздувая щеки, и проговорил не без раздражения: – Я устал тебе повторять, Полукарова, я не убийца! Я бизнесмен! Никаких приказов по устранению конкурентов, членов их семей, мужей подруг въедливых следачек я не отдавал и отдавать не собираюсь впредь! Мои руки не в крови, поэтому...
– Поэтому что?
Вот дурацкая привычка от работы осталась – цепляться за слова и выуживать все новые и новые ответы. Зачем?!
Она втянула голову в плечи. Он ведь поднялся и снова навис у нее за спиной.
– Поэтому я без опасения дотрагиваюсь до тебя, дорогуша.
И у нее снова душа ушла в пятки, и сердце забилось даже в кончиках пальцев. И тот давний сон ей вспомнился, от которого и сладко, и стыдно было при пробуждении. И прятала потом этот странный сон в подушках, вместе с пунцовым лицом и смущенным смехом.
Ей и сейчас было жутко стыдно от собственного желания: а пускай у него последние опасения исчезнут, и он снова станет трогать ее и бубнить что-нибудь ей в шею и ключицу, и тогда она уж точно осмелится тронуть губами его висок.
– Запри за мной дверь, Даша, – с понимающим смешком, за который его убить было не жалко, проговорил Баскаков уже от входа.
Когда успел удрать? Когда она голову в плечи втягивала? Или когда жмурила глаза, боясь обернуться и глянуть на паскудника?