Зеленые глаза

– Всю любуешься? Скажи, а твой друг Дима был сегодня в школе? – спросил он как-то строго.

Совсем строго, даже для великого Марка.

Я замялся, Димана сегодня не было.

– Староста сказал, что он заболел, – вспомнил я утреннюю перекличку.

– Ну?

– Что ну? – не понял я.

– Чем заболел, ты выяснил?

«Ну конечно, я не выяснил, – подумал я. Его отсутствие я объяснил себе простудой. Топал со мной под дождём, а потом налопался мороженого, вот и заболел. У меня все просто, но Марк почему-то стыдил меня. Он видимо хотел, чтобы я навестил Димана. Я и собирался, но позже, когда разберусь в своём полете фантазии»

– Нет, но я как раз хотел, – ответил я.

Марк молчал и смотрел на меня с нескрываемой злостью. Вообще, он редко злился. Я начал что-то подозревать.

– Собирайся. Быстро. Мы в больницу идём, – процедил он сквозь зубы.

– Ку-кудааа?! – опешил я.

– В больницу. Твой друг там. Я жду на улице, с Машей. Бегом!

«С Машей? Она что, ещё с ним? Какая терпеливая! Так, а что с Диманом? Почему он в больнице и что так разозлило моего брата?» – завертелся у меня в голове увлекательный хоровод мысленного недопонимания, словно водяное торнадо в унитазе, пока я бегал по комнате и выискивал собственные носки.

Я выбежал на улицу и чуть не влетел в Марка с Машей. Они стояли, обнявшись у дверей, и ворковали как два воробушка на ветке рябины.

– П-привет, – поздоровался я с ней, почему-то заикаясь.

Маша смирила меня укоризненным взглядом. Видимо Марк все-таки заразный и является переносчиком тяжёлых инфекционных форм болезней, под названием: гордость, правильность, важность, иначе, чем объяснить подобное высокомерие?

Хорошо, что у меня иммунитет. Надо кровь сдать для спасительной вакцины, пока не поздно и мир не утонул в массовой эпидемии правильных и строгих людей, перенаселение которых, неизбежно приведёт к смертельной скуке от передозировки щепетильности.

Мы пошли в больницу.

– И даже не спрашивал? – спросила Маша у Марка о чем-то своём.

– Неа, – безразлично ответил Марк.

Маша послала мне контрольный луч ненависти и покачала головой.

– Да ёлки-палки что случилось! – не выдержал я молчаливого презрения. – Объяснитесь!

На что я рассчитывал? Все так и кинулись, ага. Я встал в ожидании посреди улицы, в позе руки в боки, но эта парочка безмолвствовала и упрямо шла, размеренным шагом, по направлению к больнице, не оглядываясь.

В кой-то веки я проявил характер, а из свидетелей два жирных голубя под ногами.

«Спелись, значит. Да, вдвоём мне их не сломить», – подумал я и, подчинившись чужой воле, поплёлся за их выразительными спинами.

– Там все увидишь, – бросил мне Марк на ходу.

Мы пришли в больницу.

Поднялись на третий этаж, где нам выдали белые халаты и проводили к двустворчатым металлическим дверям, над которыми горел плафон с красными буквами:

«Реанимация! Посторонним вход воспрещён!»

Я похолодел.

Нас не пустили в палату. Марк жестом позвал меня к смотровому окну и сказал:

– Подойди-ка сюда, Тим.

На ватных ногах я кое-как приковылял к двери и посмотрел в окошко, трясясь от страха как кот от воющего пылесоса.

Там под кучей всяких проводов и аппаратов лежал Диман с перевязанной головой…

Я встал, оцепенев, боясь поднять глаза на брата и его девушку.

В моем сознании, словно в блендере активно крутились чувства страха, паники и тревоги, перемешиваясь между собой и создавая продукт под названием шок. Я не знал, что сказать ребятам и отошёл от двери на несколько шагов, встав посреди коридора в полном смятении.

Теперь молчали все. Знаете, как понять, когда человек действительно потрясён случившимся? Он не знает, куда деть свои руки. Я стоял под пристальным, оценивающим взглядом Марка и думал:

«Куда же мне деть собственные конечности?»

Если рассовать их по карманам штанов – получится пренебрежение, скрестить на груди – уход в себя, схватиться за голову – выйти из себя, повесить руки по швам – нежелание думать и ждать команды. Нет у человека правильной моторики для такой ситуации, когда твой лучший друг балансирует где-то между двух миров. Только человеку совсем без рук было бы удобно. Где-то я читал, что руки человека символизируют действие. Так вот что делать, я совсем не знал.

На выходе из больницы я столкнулся с группой ребят из своего класса, они разговаривали с врачами и справлялись о здоровье Димы. Жизнь продолжала упрямо тыкать меня в собственное дерьмо, как безмозглого щенка.

Все всё знали, кроме меня, я начал это осознанно понимать. Пока я скакал перед зеркалом, как мартышка и очки, любуясь прекрасным собой, и уворачивался от пинков брата, как тореадор от быка – Дима был в реанимации.