Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

На следующий день мы вернулись с охоты на зебр взмокшие от пота и покрытые пылью, которую поднимал грузовик и разносил по равнине ветер. Мама и Старик не ездили с нами – зачем зря глотать пыль? А мы с Карлом провели на солнцепеке целый день, это вызывало наше раздражение, которое иногда выливалось в перепалку:

– Что случилось? Не узнаю вас.

– Они слишком далеко.

– Надо ловить момент.

– Говорю вам – они были слишком далеко.

– Теперь, когда их спугнули, будут проблемы.

– Стреляли бы сами.

– С меня хватит. Нам нужно только двенадцать шкур. Теперь ваш черед.

Потом кто-нибудь, разозлившись, нарочно стреляет раньше времени, всем своим видом показывая, что его об этом просили, встает из-за муравейника и, демонстративно отвернувшись, подходит к товарищу, который самодовольно спрашивает: «Так в чем же дело?»

– Слишком далеко – я же говорил. – В его голосе звучит отчаяние.

Второй снисходительно замечает:

– А ну-ка взгляните сюда.

Отбежавшие зебры, увидев приближающийся грузовик с туземцами, описали круг и теперь стоят боком совсем близко.

Невезучий охотник молчит, он слишком зол, чтобы стрелять.

– Что ж, стреляйте вы, – предлагает он.

Но второму соглашаться мешает принципиальность:

– Нет уж, стреляйте сами.

– С меня довольно, – говорит неудачник, понимая, что в таком состоянии стрелять бессмысленно, и одновременно чувствует во всем этом какой-то подвох. Что-то постоянно мешает ему: то приходится действовать в необычных условиях, то даются указания без учета обстоятельств, то нужно стрелять на глазах у людей, то в крайней спешке.

– У нас уже есть одиннадцать шкур, – говорит удачливый охотник, начиная чувствовать раскаяние. Он понимает, что не должен был торопить товарища, надо было оставить того в покое, а не подзадоривать. Словом, он опять вел себя как самодовольный, упрямый осел.

– Мы в любое время можем убить еще одну зебру. Эй, Бо, мы едем в лагерь.

– Нет уж, стреляйте сейчас. Убейте ее.

– Нет, едем.

Грузовик подъезжает, вы едете по пыльной равнине, раздражение уходит, и остается только ощущение быстротечности времени.

– О чем вы сейчас думаете? – спрашиваешь ты. – О том, какой я сукин сын.

– О сегодняшнем вечере, – отвечает он, улыбаясь, и от этого на его пропыленном лице обозначаются морщинки.

– И я о нем думаю, – говоришь ты.

И вот этот вечер приходит, и снова – в путь.

На этот раз ты надеваешь высокие брезентовые сапоги, которые легко вытащить из грязи, перескакиваешь с кочки на кочку, прокладывая путь через болото, утопаешь в протоках, а утки, как и в прошлый раз, улетают на озеро, но теперь ты берешь далеко вправо и выходишь точно к озеру; здесь убеждаешься, что дно твердое, и, шагая по колено в воде, подбираешься к большим стаям, раздается выстрел, ты и М’Кола пригибаетесь, все вверху заполняется утками, ты бьешь двух, потом еще двух, потом одну высоко над тобой, потом упускаешь утку, пролетевшую направо над самой водой, и тут стая возвращается, она проносится так быстро, что ты не успеваешь заряжать и стрелять; затем, используя раненых уток как подсадных, бьешь как бог на душу положит: ты ведь знаешь, что здесь их можно настрелять сколько хочешь, сколько сможешь унести. Ты целишься в утку, пролетающую высоко, прямо над головой, стреляешь, сильно откинувшись назад, это просто coup de roi[32], и большая черная птица падает в воду рядом с М’Колой, тот смеется, а тут уплывают четыре подранка, и ты решаешь лучше добить их и взять с собой. Приходится бежать по колено в воде, чтобы добраться до последней раненой утки, ты скользишь и падаешь лицом вниз, наслаждаясь тем, что наконец полностью вымок; ты сидишь в грязи, вода холодит спину, протираешь очки, выливаешь воду из ружейного ствола, соображая, удастся ли расстрелять все патроны, пока еще возможно. М’Колу все это только смешит: его охотничья куртка полна утками. Вдруг он наклоняется: стая гусей пролетает совсем низко, и ты пытаешься затолкнуть в ружье мокрый патрон. Наконец это удается, ты стреляешь, но гуси уже далеко впереди, или ты далеко позади, но при звуке выстрела с воды вспархивает облачко фламинго, окрашивая горизонт нежно-розовым цветом. Потом они снова садятся. Но после каждого выстрела, обернувшись, мы видим, как в воздух быстро взлетает, а потом медленно оседает это сказочное облако.

– М’Кола, – зову я, показывая на птиц.

– Ндио, – говорит он и следит за ними взглядом. – Музури. – И передает мне патроны.