Зеленые холмы Африки

Потом мы долго беседовали о черных антилопах. Римлянин не называл их «тарагалла» и вообще не знал этого слова. Сперва я думал, что речь идет о буйволах, потому что Римлянин все время повторял «ньяти», но, оказывается, он хотел этим сказать, что они черны, как буйволы. Потом он начал рисовать их на золе у костра, и стало ясно, что он говорит именно о черной антилопе. Рога ее изогнуты, как восточные сабли, и концами касаются загривка.

— Самцы? — спросил я.

— Самцы и самки.

С помощью Деда и Гаррика я выяснил, что поблизости бродят два стада.

— Завтра?

— Да, — ответил Римлянин. — Завтра.

— Кола, — сказал я. — Сегодня куду. Завтра — черные антилопы, буйволы, симба.

— Не надо буйволы! — ответил он, отрицательно качая головой. — Не надо симба!

— Мы с вандеробо-масаем пойдем на буйволов.

— Да, да, — радостно подтвердил вандеробо-масай.

— Тут близко есть большие слоны, — ввернул Гаррик.

— Завтра на слонов, — сказал я, поддразнивая М'Кола.

— Нет! — Он понимал, что я его поддразниваю, но и слышать не хотел ничего подобного.

— Да, да, на слонов, — сказал я. — На буйволов, на симба и на леопарда.

Вандеробо-масай взволнованно кивал:

— И на носорога, — добавил он.

— Хапана! — сказал М'Кола уже страдальчески.

— На тех холмах много буйволов, — перевел Дед слова Римлянина, который в сильном возбуждении вскочил на ноги и указывал куда-то вдаль, за хижины.

— Хапана! Хапана! Хапана! — твердил М'Кола решительно. — Еще пива? — Он отложил нож.

— Ну, ну, не сердись, я пошутил.

М'Кола присел рядом со мной и заговорил, пытаясь объяснить что-то. Он упомянул имя Старика, — видимо, хотел сказать, что Старику это не понравилось бы, что он не допустил бы этого.

— Я пошутил, — сказал я по-английски. Потом добавил на суахили: — Завтра на черных антилоп?

— Да, — горячо подхватил он. — На антилоп. Потом мы с Римлянином долго беседовали, я говорил по-испански, а он уж не знаю по-каковски, и так мы с ним, кажется, разработали весь план кампании на завтрашний день.

Глава тринадцатая

Не помню, ложился ли я в ту ночь, припоминаю лишь, что сидел у костра в сером предрассветном сумраке с кружкой горячего чая в руке, а мой завтрак на вертеле имел не очень-то привлекательный вид и был весь покрыт золой. Рядом стоял Римлянин и ораторствовал, указывая в ту сторону, где занималась заря, и, помнится, я подумал; неужели этот болтун проговорил всю ночь?

Шкуры, снятые с голов куну, были разложены на земле и густо посыпаны солью, а черепа с рогами прислонены к бревенчатой стене хижины. М'Кола уже свертывал шкуры. Камау принес мне консервы, и я велел открыть банку с компотом. Ночной холод еще не рассеялся, и я быстро поел консервированных фруктов со сладким прохладным соком, выпил еще кружку чая, пошел в палатку, оделся и переобулся.

Все были готовы в путь. Римлянин сказал, что мы вернемся к полудню.

Вести нас должен был брат Римлянина. Насколько я понял, Римлянин решил выследить одно стадо черных антилоп, а отыскать второе предоставил нам. Мы выступили. Впереди шел брат Римлянина в «тоге» и с копьем, за ним — я со спрингфилдом на ремне и цейсовским биноклем в кармане, а за нами — М'Кола с биноклем Старика через одно плечо и флягой через другое, с охотничьим ножом, точильным камнем, запасной коробкой патронов и плитками шоколада в карманах и с ружьем за спиной, Дед с фотоаппаратом, Гаррик с кинокамерой и вандеробо-масай с копьем, луком и стрелами.

Когда мы, простясь с Римлянином, вышли за колючую изгородь, в просвете между холмами показалось солнце и озарило поле, хижины и голубые холмы. День обещал быть погожим и безоблачным.

Проводник повел нас через густую чащу, в которой одежда мгновенно намокла, потом по редколесью, потом — по крутому подъему, пока мы не очутились на вершине холма, который высился у края того поля, где мы стали лагерем. Отсюда наш путь лежал по удобной ровной тропе через другие холмы, еще не освещенные солнцем. Немного сонный, я наслаждался прохладой раннего утра и шагал машинально, однако меня начинала беспокоить мысль, что нас слишком много и мы неизбежно спугнем дичь, хотя каждый делает все, чтобы двигаться без шума. Вдруг на тропе показались двое людей, шедших нам навстречу.

Впереди шел рослый, красивый мужчина, лицом похожий на нашего Римлянина, но с менее благородной внешностью, в «тоге», с луком и колчаном, а за ним — его жена, очень миловидная, скромная, женственная, одетая в коричневую дубленую шкуру, с ожерельем из медных колец на шее и со множеством таких же проволочных колец на руках и лодыжках. Мы остановились, сказали «джамбо», и наш проводник заговорил со своим соплеменником, у которого был деловой вид человека, спешащего на службу.