Зеленые холмы Винланда

Какие тут могут быть наши?! Тили оглянулся на море. Не далее чем в полумиле от них покачивался кнорр. Обводы судна выдавали принадлежность к викингам. Парус спущен. Кто бы то ни был, но всяко лучше, чем склеринги!

Наши, наши! Вперед, вперед! Только бы теперь в самую последнюю минуту перед нежданным спасением не быть сраженным стрелами массачузов!

Тренькнули спущенные тетивы. Свистнули стрелы. Беглецы невольно пригнулись, вжимаясь в пирогу. Но стрелы полетели не в их сторону. Стрелы ударили из камышей у самого берега, до которого еще не добежали массачузы. Ударили им, массачузам, навстречу. И поразили. Дикий разноголосый вой раздался над рекой. И отдаленно знакомый клич из камышей перекрыл разноголосую агонию:

– Бей краснокожих собак! Бей их! Рази, не жалей!

Аульв?! Аульв!!!

4

– Ого-го-го! – возрадовался Ньял, углядев с башенки лодку. – Вернулись! Ого-го-го! – руками замахал, подпрыгивая в нетерпении. – Быстрее гребите! Заждались совсем! Где вас носило?!

Где, где… Так они и сказали, Тили с Гру и Канутом!

Вернулись незадачливые похитители мрачнее туч, обложивших небо. На расспросы Беляна ответствовали, что с рыбой не повезло, совсем без нее вернулись. Да и не до нее было. Дескать, отнесло каким-то неведомым течением далеко и мимо. Еле выгребли к усадьбе, замаялись, обессилели. День-ночь и день-ночь выгребали. Хорошо, живы остались. Им бы поесть-попить да чуток поспать. А там они готовы и на службу караульную заступить, на башенку. Сегодня – нет, но завтра – уже.

Хмурился Белян, чуя не то, но понять не мог, что же за не то такое. А не то – вот какое…

Юниц-склерингов Тили с Гру и Канутом не привезли. Остались юницы на дне морском, когда рыжий Аульв со товарищи надругался над ними изрядно. Всей ватагой мучили, насиловали. Потом животы вспороли и с кнорра в море сбросили на корм рыбам. И то! Для Аульва юницы-склеринги – не твари божьи, а собаки краснокожие. А Тили с Гру и Канутом даже не перепало, не попользовались. Да не о том исландцам сокрушаться надо было. Им бы самим уцелеть среди Аульва и его людей. Наши, да не наши. Рыжему борову довелось уже показать свое отношение к нашим, которые для него не наши. Холмов могильных на месте первой стоянки…

И вот снова приплыл украдкой, чтоб завершить начатое. Не нашел никого на прежнем месте, вдоль берега двинулся ночами темными, пережидая день.

Только и уцелели Тили с Гру и Канутом, когда сговорились с Аульвом, приняли все слова его тайные к исполнению. А как иначе? Кто силен, тот и прав. Белян, конечно, тоже не слаб. Но как скажешь Беляну, что не рыбу они ловили, а жен? Как ему скажешь, почему тогда без жен вернулись? Как скажешь, что склеринги не сегодня завтра способны нагрянуть, жаждя мести за похищенных юниц, за пораженных в камышах соплеменников? Нет, лучше тишком-молчком. А там… как получится.

* * *

Получилось так, что следующей ночью вызвались на караул все трое – Тили-обжора, Гру-корсар, Канут-кубарь. В очередь на всю ночь. Остальным исландцам намекнули мельком, чтобы не спали те. Словом не обмолвились, но дали понять.

А новгородцев избегали, сторонились. Особенно Ленка с его новоявленной скво. При виде Ту-ки-си и вовсе вздрогнули, будто привидение явилось. Ну да. Юницы-склеринги для бледнолицых – на одно лицо…

Ньял молодой ежился, понять не мог. Что-то в воздухе повисло, а что – не понять.

Сивел на берег пустынный вышел, камешки пошвырял в воду, плечами пожал. К Беляну обратился:

– Чуешь, братка, на душе неспокойно как-то.

– Чую, Сивка. Но все думаю, почему?

Ленок присоседился к ним. Вроде невзначай спросил:

– А что это у Торма? Никак топор?

– Ну топор, да. Эка невидаль!

– Так ведь закопали мы топор его, помнится. В знак дружбы со склерингами.

– Тоже верно! Или другой какой топор у него объявился?

– Откуда другому-то взяться?

– Тоже верно! Пойдем, посмотрим?

Пошли. Бугорок разгребли, где тот топор схоронили. Ничего не нашли в песке. Может, не там рыли? Да нет, там. Вот рядом – бугорок, под которым склеринги свое закопали. Не стали второй бугорок разгребать. Ясно, что томагавк… да, так Ленок назвал каменный топорик, навострившись в языке массачузов… ясно, что томагавк там и есть.

Ленок озабоченно языком зацокал:

– Быть войне, значит. Не иначе.

– Ладно тебе! – отмахнулся Сивел. – Неужто полагаешь, что склеринги прознали про то,

что Торм-молчальник свой топор выкопал? От-

куда?!

– При чем тут! – более прежнего озаботился Ленок. – При чем тут склеринги… – вздохнул тяжко. – А впрочем, и они тоже. Худо, братцы. Не надо бы Торму оружие из земли доставать.

– Ладно тебе! – снова отмахнулся Сивел и напомнил Ленку прошлое: – Кто бы говорил, да не ты! Или пока у массачузов гостил, совсем им уподобился? Веришь в чепуху всякую?

– Да не в чепуху, – стоял на своем Ленок.

– Да в чепуху!

– Да нет!

– Не нет, а да!

Долго б еще препирались, когда бы не старица Берит. Объявилась, как всегда, будто из-под земли – только что их трое было, Сивел с Ленком да Белян, и вдруг вот она, старица…

– Брани быть, воин, – скрипнула, глядя жутко в глаза Беляну. – Поберегись.

– Кого беречься, Берит? Каких чужих?