Зеленые холмы Винланда

Морщинистый вождь ответил не сразу. Думал долго. Или изображал, что думал. В расчете на то, что бледнолицый пришлый сам опомнится и скажет: мол, ну нет так нет, мы с женой тогда пошли подобру-поздорову. Иначе, не ровен час, и не уйдем – ни подобру, ни поздорову.

Но Сивел уперся. Или все, или ничего! В конце концов, Сивелу нечего терять, кроме… собственной жизни. А приобрести он может… ну, пирогу, на худой конец. Если повезет!

А и повезло. Гроза не грянула. Вождь сенеков дрогнул уголком рта. Надо понимать, у него такая улыбка? Очень хочется, чтобы так оно и было. Ведь с чего дружба-то начинается?!

Запас еды в пирогу загрузили. Мясо вяленое, лепешки маисовые. Удочку, само собой, – в пути рыбку половить. Даже лук со стрелами!..

* * *

Пирога была хороша…

Другой вопрос: куда приплывет, даже будучи хороша?

Морщинистый вождь перед отбытием Сивела призвал на берег одного из сенеков, очень пожилого, пепельно-седого. Что-то ему сказал коротко, ладонью указав на отбывающих.

Сивел было насторожился. Неужто им провожатого навяжут? Не надо никакого провожатого! Знаем мы этих провожатых! Даром что старик будто бы немощный. Устроишься на ночевку, причалив где-нибудь, а поутру проснешься и – ни провожатого, ни пироги. Если вообще проснешься, между прочим.

Но нет. Призванный вождем пепельно-седой старик оказался большим докой в географии. Сел на песок с щепочкой в пальцах, поманил Сивела: значит, вот смотри, бледнолицый. Долго чертил на песке. Маршрут, пороги, враждебные племена по пути, все такое…

Вроде уместно получается. Ни враждебных племен, ни порогов, ни всего такого… Река впадает в море. А уж там по бережку надо будет пройти… Сивел прикинул… Вправо надо будет пройти, на юг. Вдоль берега, вдоль берега – пока не объявится на том берегу знакомая усадьба с частоколом. Маршрут дальний, но всякая дорога начинается с того, что делаешь первый шаг и не оглядываешься назад.

* * *

Широкое и плавное течение реки указывало, что море уже близко. И то! Пора бы. Которые сутки в пути!

Волнение будоражило Сивела, холмы отступили, и теперь простирались равнины. Река разлилась на протоки. Чайки писком оповещали, что море – вот-вот, вот-вот. Ну, верно! За излучиной и будет, появится! Влажный ветер с запахом водорослей заставлял трепетать ноздри.

Пирога миновала излучину. Открылось море. Простор и синь! Сивел не удержался и от восторга завопил во все горло. Чулка, сидящая за его спиной, вздрогнула так, что пирогу качнуло. Сивел обернулся, посунулся к ней, огладил:

– Ну-ну, Чулка, не боись. Это я от радости. От радости я. Видишь, море! Приплыли, Чулка! – Он снова повернулся лицом к простору и сини, широко поведя рукой: – Море, вон оно какое! Ого-го!!!

И прикусил язык. Зря ты вопил, Сивка, зря! На левом берегу реки, почти у впадения в море кучковались склеринги, дюжины две, не меньше. Отличались они от всех ранее виденных Сивелом краснокожих… м-м… прической. Череп у каждого бритый, но от лба до затылка – гребень вздыбленный, крашенный разнообразно. Чисто петушки!

И все оружные!

Петушки мгновенно отреагировали на восторженный крик Сивела, тут же принялись ладить стрелы, натягивать тетиву. Левый берег просто-таки ощетинился стрелами.

Ну что вы за люди, краснокожие! Почему сразу надо за лук хвататься! Ну, плывет пирога, никому не мешает, никому не угрожает. Видно же, что в ней всего один мужчина и женщина при нем! Почему сразу за лук! Что вы такие… воинственные?! Петушки!

Сивел резко ударил веслом по воде, разворачивая пирогу к противоположному берегу, к правому. Греб и греб неистово. Там-то, на берегу, можно будет хоть как-то остановиться, оглянуться, взять в руки свой лук…

Многажды засвистело в воздухе. Туча стрел пронеслась над головой, ударили в воду, булькнули. Перелет!

Сивел греб и греб! Сейчас! Сейчас, сейчас!

Снова засвистело. Многажды булькнуло за кормой. Недолет!

Ну! Ну же! Еще немного, еще чуть-чуть! Третий залп ведь точно накроет!

Пирога ткнулась носом в песок. Сивел не удержался и снова возопил. И снова от восторга. Наконец-то обернулся. И снова возопил. Но теперь от ярости и отчаяния. Чулка лежала ничком. В правом плече торчала стрела с серыми в крапинку перьями.

Сивел выпрыгнул из пироги в мокрый песок, сгреб Чулку в охапку и побежал под защиту ближних могучих сосен. Он ощущал дрожь ее тела, трепет дыхания. Жива – это главное. Стрелу из раны не дергать – это главное. Успеть до старицы Берит – это главное.

Сивел добежал до сосен, укрылся за ними. Снова многажды засвистело. Стрелы вонзились в красноватые стволы, осыпав клочья коры.

Сивел бережно уложил Чулку на густой мох, бережно перевернул на левый бок. Глянул в лицо. Лицо холодело и как бы удалялось. Чулка дышала. Дышала прерывисто, с всхлипом.

Боги! Боги, заступники! Сделайте же что-нибудь! Так возопил Сивел, но теперь безмолвно. Какие ж вы, боги, заступники, раз беззащитную душу губите! Не одну душу, две! Мать и дитя! Да есть ли вы на самом деле, боги?! Или выдумали вас кудесники с волхвами? Будьте прокляты вы все!

– Сейчас, – горячечно зашептал Сивел Чулке. – Я сейчас, сейчас! Я на миг всего!