Шокированный и слегка возмущенный политик стих. Он смирился. Разумом Блекинсоп понимал, что главный инженер прав: человек, отвечающий за жизнь миллионов, не может все бросить ради нескольких пострадавших, – но такой неприкрытый прагматизм был ему отвратителен.
Гейнс вернулся в ресторан.
– Миссис Маккой, где тут у вас запасной выход?
– На кухне, сэр.
Гейнс поспешил туда, Блекинсоп за ним. Мальчишка-филиппинец, который резал салат, увидев бегущих людей, быстро отскочил в сторону. Недолго думая, Гейнс взобрался на кухонный стол, смахнув с него разложенную мальчишкой зелень. Он дотянулся до круглого люка в потолке и открыл его с помощью ручного штурвала. Тут же был откидной металлический трап, закрепленный крючком на потолке.
Пытаясь поспеть за Гейнсом, Блекинсоп потерял шляпу. Оказавшись на крыше здания, Гейнс зажег карманный фонарик и принялся изучать верхнее перекрытие дороги. Согнувшись чуть ли не вдвое, он возился в тесном четырехфутовом промежутке между крышей ресторана и перекрытием.
Вскоре он нашел, что искал. В пятидесяти футах в стороне обнаружился другой лаз, похожий на тот, через который они только что пролезали. Гейнс крутанул колесо замка, выпрямился, положив руки на край отверстия, и одним ловким движением запрыгнул на крышу. Его компаньон полез следом за ним, хотя у него это получилось не сразу.
Они оказались в темноте, мелкий холодный дождь падал сверху на лица. Под ногами от горизонта до горизонта тянулись, слабо фосфоресцируя, солнечные энергетические панели. Та часть падающей на них лучистой энергии, которую не удавалось преобразовать в электричество, рассеивалась в воздухе. Она-то и создавала это призрачное свечение. Свет этот был так слаб, что по-настоящему ничего осветить не мог, он больше напоминал призрачный отблеск заснеженной равнины при свете звезд.
Ступая в этом призрачном свете, они отыскали проход, по которому им предстояло добраться до невидимой из-за дождя стены примыкающих к дороге зданий. Узкая лента мостков таяла в темноте за плавным изгибом крыши. Они побежали по мосткам, стараясь двигаться как можно быстрее, насколько позволяла темнота и скользкие ступени. Блекинсоп все никак не мог успокоиться, возмущенный бездушием Гейнса. Несмотря на аналитический ум, по натуре он был человек отзывчивый, он чувствовал свою сопричастность простому люду, а без этого никакой политик со всеми его достоинствами и недостатками не может рассчитывать на успех.
Вот потому-то Блекинсоп инстинктивно не доверял тем, чьими поступками управляет исключительно логика. Сам он отлично понимал, что если держаться одной лишь логики, то можно запросто зачеркнуть сам смысл существования рода человеческого, не говоря уже о человеческих ценностях, служению которым он себя посвятил.
Если бы он мог проникнуть сквозь броню сосредоточенности своего спутника, он бы, возможно, успокоился. Глядя со стороны, и вправду можно было подумать, что в голове у Гейнса работает электронное устройство, которое мгновенно анализирует поступающую информацию, вырабатывает варианты действий, бесстрастно откладывая окончательное решение до тех пор, пока не будут получены все необходимые данные. Но в глубине души, в нише, надежно отгороженной от действующего ума строгой самодисциплиной, он сильно переживал, и лишь привычка сдерживать свои чувства не давала им выходить наружу. Душа его мучилась от тех бесконечных упреков, которыми он сам себя осыпал. Видя страдания людей, он места себе не находил, представляя, что творится сейчас вдоль всей полосы дороги. Гейнс не знал, чем вызвана катастрофа и где искать виноватых, зато очень хорошо понимал, что часть вины лежит на нем, – потому что власть порождает ответственность.
Он слишком долго нес на своих плечах нечеловечески тяжкое бремя руководства, какое ни один нормальный человек не смог бы выдержать, и сейчас он опасно приблизился к той роковой черте, за которой капитаны вместе со своими кораблями отправляются прямиком на дно. И только необходимость немедленных и конкретных действий поддерживала его в эти минуты.
Но на его лице не было и следа бушевавшей в глубине бури.
На стене здания зеленым пунктиром светились стрелки, указывающие влево. А над ними, там, где узкая тропинка упиралась в стену, горел указатель: «ПРОХОД ВНИЗ». Гейнс и следом за ним задыхающийся Блекинсоп поспешили туда. Они миновали дверь, пробитую в стене, спустились по узкой лестнице, освещенной одинокой люминесцентной лампой, и оказались на переполненной шумной толпой неподвижной пешеходной дорожке, примыкающей к северной магистрали.
Рядом с лестницей, чуть правее, стояла телефонная будка. Сквозь стеклянную дверь был виден солидный, прилично одетый господин, увлеченно говоривший что-то своей не менее представительной собеседнице, чье изображение виднелось на экране. Еще три человека дожидались своей очереди.