Зеленые холмы Земли. История будущего. Книга 1

Эта проблема была решена в первую очередь. Модификация энергетических панелей Дугласа—Мартин, первоначально предназначенных для преобразования лучистой энергии Солнца (которое само по себе природный атомный реактор) непосредственно в электрическую энергию, была использована для поглощения лучистой энергии, возникавшей при делении урана, и ее трансформации в электрический ток.

Вторая проблема на первый взгляд вообще не была проблемой. Реактор на обогащенном уране, в котором к природному урану был добавлен уран-235 или плутоний, был весьма удовлетворительным с коммерческой точки зрения источником энергии. Как получить уран-235 или плутоний, было известно, – это было первым результатом Манхэттенского проекта… Но так ли обстояли дела на самом деле? Что нам было известно? Хэнфорд производил плутоний, Оук-Ридж хорошо справлялся с ураном-235, все так, но реакторы Хэнфорда потребляли урана-235 больше, чем производили плутония, а Оук-Ридж не производил ничего, там всего лишь отделяли 0,7 процента урана-235, содержащегося в природном уране, и отправляли в шлак остальные 99 процентов вместе со всей энергией, оставшейся в уране-238. Умопомрачительная продуктивность, экономика на уровне фантастики!

Но был и другой способ экономически выгодного производства плутония – с помощью реактора высоких энергий, в котором нет замедлителей и используется природный, слегка обогащенный уран. При энергиях в миллион электронвольт и выше уран-238 начинал расщепляться, при чуть меньших энергиях он превращался в плутоний. Такой реактор сам поддерживал в себе «огонь» и вырабатывал больше «топлива», чем сжигал. Он мог поставлять «топливо» для множества обычных энергетических реакторов с устойчивой реакцией.

Но реактор с неустойчивой реакцией представлял собой, по сути дела, атомную бомбу.

Само название «реактор»[38] произошло от штабеля графитового кирпича и брикетов урана, установленных на сквош-корте в Чикагском университете в самом начале Манхэттенского проекта. Подобный реактор, где реакция замедляется графитом или тяжелой водой, не может взорваться.

Никто не знал, что может произойти в реакторе без замедлителей. Он будет вырабатывать большое количество плутония, но что, если произойдет взрыв? Взрыв такой мощности, что бомба, сброшенная на Нагасаки, покажется в сравнении с ним новогодней хлопушкой.

Этого не знал никто.

В то же время индустрия потребления энергии в США становилась все более и более требовательной. Панели Дугласа—Мартин пригодились, чтобы остановить энергетический кризис, когда нефти стало слишком мало, чтобы тратить ее в качестве топлива, но мощность солнечной энергии не превышала одной лошадиной силы с квадратного ярда и сильно зависела от погоды.

Атомная энергия была не просто нужна – она была незаменима.

Инженерам-атомщикам пришлось пережить мучительный период неуверенности. Может быть, неуправляемая реакция все-таки управляема? Или в крайнем случае при взрыве будет уничтожен только сам реактор и этим все кончится? Может быть, он даже взорвется, как несколько атомных бомб, но не причинит особого ущерба? Но могло быть – и эта возможность оставалась, – что вся многотонная масса урана взорвется одновременно и уничтожит все человечество.

Есть апокрифический анекдот об ученом, который создал машину, способную, как он предполагал, мгновенно уничтожить весь мир с помощью нажатия кнопки. Ему очень хотелось узнать, прав ли он в своих предположениях, и он нажал на эту кнопку – но так и не узнал, чем же все кончилось.

Инженеры-атомщики тоже боялись нажать на кнопку.

– Выход из тупика подсказала дестриевская механика бесконечно малых величин, – продолжал Кинг. – Его уравнения доказывали, что, если бы такой атомный взрыв произошел, он начал бы разрушать окружающую массу молекул с такой скоростью, что утечка нейтронов из образовавшихся фрагментов тотчас замедлила бы цепную реакцию и взрыва всей массы все равно бы не произошло. Такие вещи действительно случаются даже в атомных бомбах. Для нашего реактора уравнение предсказывает силу возможного взрыва, равную одной седьмой процента взрыва всей массы урана. Конечно, и этого более чем достаточно для катастрофы, – такой взрыв опустошит половину штата. Однако я совсем не уверен, что дело этим и ограничится.

– Зачем же вы согласились здесь работать? – спросил Ленц.

Прежде чем ответить, Кинг долго возился с бумагами на столе.

– Я не мог от этого отказаться, доктор, понимаете – не мог. Если бы я отказался, они бы нашли кого-нибудь другого, а такая возможность у физика выпадает один раз в жизни.

Ленц кивнул:

– И к тому же они могли найти кого-нибудь менее компетентного. Понимаю. У вас, доктор Кинг, типичный комплекс «поиска истины», свойственный ученым. Вы должны находиться там, где эту истину можно найти, даже если это вас убьет. А что касается этого Дестри, то мне его выкладки никогда не нравились: он слишком много предполагает.

Кинг удивленно вскинул голову, но вовремя вспомнил, что перед ним человек, который довел до совершенства и дал математическое обоснование операционному исчислению.