Зеленые листы из красной книги

Вокзал, пыльный вагон, давка. Андрей Михайлович сразу улегся на лавку. Но к вечеру поднялся, пришел в себя. А на другой день он и вовсе подобрался и уже не отходил с Данутой от окна.

Поезд ходил уже до Лабинска. Их там должны встретить. И в самом деле, встретили и повезли в удобной коляске по ровной, хотя и пыльной дороге, на которой ветер крутил золотую солому и ячменные остья. Шла уборка, пахло спелыми яблоками и хлебом. Светило негорячее солнце.

Шапошникова и его заместителя Гунали они нашли в Баговской. Оба выглядели уставшими, виноватыми и злыми.

— Блеф! — коротко произнес директор. — Напрасно обеспокоили. Простите меня, Данута. У этих горе-следопытов деньги глаза застили: три отбившихся от стада бычка швицкой породы дикими зубрами им показались. Идиоты!

Задоров сжал кулаки. Рухнула и эта надежда. И Зарецкий обмяк, беспомощно улыбнулся и виновато посмотрел на жену.

Шапошников торопливо сказал:

— Раз уж вы приехали, так давайте ко мне в Майкоп. Старых друзей повидаем, да и старые могилки тоже… Как вы, Данута Францевна? Отлично, я так и думал, что согласитесь.

4

Большая компания, отдохнув в саду у гостеприимного станичника, спокойно обсуждала вновь отодвинувшуюся проблему зубров.

— Двух мнений быть не может, — твердо заявил Шапошников. — Дикие зубры на Кавказе исчезли. Утрата невозвратная. Остался один путь для сохранения вида: отыскать зубров в зоопарках и привезти сюда для размножения. Ты что, Задоров? Похоже, съесть меня собираешься?

— Зубры живут на Кавказе, эт-точно. Буду искать.

— Вот когда найдешь, я сам приду к тебе с повинной, и делай со мной, что душа твоя пожелает. А пока… Я был на Первом Всероссийском съезде по охране природы. Его провела Главнаука. На съезде присутствовал Петр Гермогенович Смидович, член Президиума ВЦИК- Доклад делал Николай Михайлович Кулагин. Он упоминал и о зубрах. Потом мне удалось поговорить со Смидовичем. Он так сказал: «Раз утеряли, надо покупать в Европе».

— А деньги? — спросил Зарецкий. — Ведь это золото.

— Конечно, трудности немалые. Студенты уже создают фонд…

— Трудность не только в деньгах, — перебил его Зарецкий. — Зубра из Швеции или Германии, даже из Беловежской пущи сразу на Кавказе не выпустишь, не скажешь: «Беги, играй!» Новая среда обитания. Вопросы акклиматизации. В зоопарках они одомашнены, полуручные. А тут горы, скалы, снежные зимы, бешеные реки. Их годами придется держать в загонах. Равнинный подвид будет с трудом приживаться у нас. Только потомки Кавказа!

— Я собираюсь в Москву, — сказал Шапошников. — Попробую доказать, что надо создать на Кише научную базу, пригласить туда ученых. Вся проблема по силам только зоологам.

Скрипнула садовая калитка. Задорова так и подбросило с места. В следующую минуту он уже обнимал Василия Васильевича Кожевникова, своего приемного отца.

— Насилу нашел, — пробасил тот, растроганно облапив Бориса. — Ну, здравствуйте, господа-товарищи егеря! Здравствуй, Андрей Михайлович, сто лет не виделись. Почтение вам, Данута Францевна! Что же вы без Мишаньки? В Москве?! Эка пошел наш вьюноша!

Если кого и щадило время, так это Василия Васильевича. Он был старше всех собравшихся. Но его крупное лицо, по-прежнему заросшее по самые глаза, оставалось гладким, розовым, только седина густо пошла по голове и бороде. И голос свой рыкающий он сохранил. И стать добра молодца.

Как обрадовался этой встрече Зарецкий! При виде бравого Кожевникова все прошлое ожило с новой силой. И фронт, и походы в горах.

— Прознал через людей, что вы тута, и подумал: дай-ка пробегу да встрену. Лексея нам бы за стол — и вся старая охота в сборе.

— Где сейчас Телеусов? — спросил Зарецкий.

— В Хамышках, вот Борис ходил с им, привидениев искали.

— Зубров?

— Ну! На четвереньках от Сенной до Чугуша проползли. Нету зубра, а заповедник живет, Андрей Михайлович. В кишинской моей волости сотни две олешков бегает.

А туров!.. На Слесарной, Ачишбоке, на Бамбаке все скалы ихние.

— Дорога туда как? — спросил Зарецкий.

— Коляской можно.

— Тогда я буду просить вас… — Андрей Михайлович посмотрел на Шапошникова, на Дануту. Она с признательностью тронула его руку. Быть рядом с Псебаем — и не побывать на родном пепелище…

5

Псебай удивил и огорчил Зарецких.

Поселок стал районным центром. По улицам деловито вышагивали очень занятые люди с папками в руках, из окон слышался треск конторских счетов и звонки телефона. В нижней части строили большое предприятие для переработки леса. Говорили, что начинают рубить пихту и бук за поселком Соленым, что поведут узкоколейную дорогу до Большой Лабы. О том, что вся эта деятельность рядом с границей заповедника, никто не вспоминал.

В бывшем доме Зарецких помещалась одна из контор, двор оказался разгороженным, в саду громоздились штабеля ящиков, все вокруг выглядело пыльным, неприкаянным. Зелень отступила под напором людей, а сами люди были незнакомы. Жизнь началась как бы вновь, и эти перемены горько отозвались у Зарецких необъяснимой печалью.