Читаем Зеленые млыны полностью

— Любовь не приспосабливается ко времени… Она слепа…

С тех пор как Синица не видел Рузю, она расцвела и вся словно искрилась изнутри, вместо былой печали — в глазах лукавые чертики, как когда то в девичестве. В этом году ее звено поставило рекорд по свекле, и на балу Рузю наградили никелированной кроватью — новинкой для Вавилона. Руки у нее красивые, после свеклы долго отбеливались к белому батисту, и вся ее фигура — сама грация, словно Рузя рождена для балов. Одно только, пожалуй, настораживало в ней Клима Синицу — слишком уж звонко она смеялась, когда в тесноте кто-нибудь ненароком касался его кожаной руки и тут же виновато отшатывался. Синица стал уже стесняться своего протеза.


Около полуночи, в разгар бала нагрянул Македонский, стал в дверях, осмотрелся, потом поманил жестом Клима Синицу (тот осмелел и как раз вальсировал с Варей). Синица притворился, что не заметил жест Македонского, один вид которого говорил яснее всяких слов: Синице надо уезжать. На приглашение хозяйки бала — Мальвы Македонский не поддался, стоял у входа, ждал, когда выйдет Клим. А тому все не хотелось обрывать этот первый вальс. Македонский не мешал им танцевать, верно, и сам был очарован, он никогда еще не видел такого чистого, одухотворенного танца. Потом Синица долго не мог найти на вешалке свою кожаную фуражку…

С Синицей уехал и Соснин, а оставшиеся уже бог знает что подумали!..

Музыканты заиграли песню: «Ой, забелели снеги, забелели белы…», пел весь овин, и особенно трепетно выводил Явтушок.

Козленок Фабиана, воспользовавшись замешательством, прокрался таки на бал, но поскольку там были и беременные женщины, которым, по вавилонскому поверью, никак нельзя смотреть на живого козла, то философ упрятал его под пиршественный стол, а сам пригласил выпить агронома Журбу, также чем то опечаленного.

— Будем здоровы, пане агроном! — иронически про говорил Явтушок.

— На свекольные балы панов не зовут — их давно нету, — отрезал Журба и добавил: — И козликов, между прочим, тоже не приглашают.

Агроном нащупал под столом холодные, как у мертвеца, рожки козла, вытащил его, ошарашенного разоблачением, на середину риги и сразу поднял этим настроение на балу.

— За Фабиана! — пошутил кто то из вавилонян.

— За обоих Фабианов!

Философ встал, чтобы поклониться людям за оказанную честь, но тут начала слепнуть гирлянда лампочек под крышей, меркла, меркла, пока не погасла совсем.

Как только наступила тьма, тот, давний Вавилон сразу же напомнил о себе. Начал кто то один, а за ним и другие — старый Вавилон, позабыв о чести, дал волю своим укрощенным страстям. Слишком уж соблазнительны были свисающие на веревках барашки да индейки. Лукьян Соколюк, вставший в дверях, поймал, как показалось ему, Явтушка с чем то душистым на руках— вроде с барашком.

— Это ты, Явтух? Положи на место! Положи барашка!

А тот в ответ совершенно незнакомым голосом;

— Господь с тобою! Ты что, ослеп? Какой тебе Явтух?

— А кто ж ты?

— Я из Прицкого…

— Что ж ты делаешь, окаянный?

— Гостинчика детишкам… — Да так и выскочил с барашком.

А возле овина пятеро его старших выхватили из отцовских рук барашка — и домой. Он хотел для них еще и индеечку стащить, с вечера приглядел — третья от края, да его опередили.

Тут во дворе колхоза снова запыхтел локомобиль, мигнула и зажглась под стропилами гирлянда, овин осветился, и что бы вы думали: вавилоняне сидели за столами как ни в чем не бывало, физиономии у всех невинные, просто ангельские, и Явтушок сидел как подобает на своем законном месте рядом с Присей, пряча под стол еще жирные от барашка руки. «Вот это Вавилон!»— расхохотался в наступившей тишине кто то из гостей, за ним прыснул Явтушок, а потом и остальные — такого хохота человечество не слыхало с тех пор, как стали устраивать балы. Это был какой то истерический, бессмысленный смех — а может, на то и бал, чтоб хоть раз в год от души посмеяться?

Мальва хотела угомонить их, перекричать, но зашлась удушливым кашлем, рассыпчатым, как дробь на перепелов, — вот вот задохнется. Придя в себя, бросила: «Ладно бы другие. А то вы, вавилоняне! Когда же вы наконец станете людьми! Не хочу даже умирать с вами на одной земле! Не хочу, не хочу, не хочу…» — сорвала с головы белую наколку с короной и ушла с бала — как была, в платье, в одних лодочках (а ведь чахоточная). В наступившей тишине музыканты принялись продувать свои натруженные трубы. Журба выбежал за Мальвой, то ли на правах ее партнера по танцам, то ли из более серьезного интереса к ней.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза