Я вот неделю назад с девушкой расстался, полтора года вместе душа в душу. Расстался ради другой, которая настойчивей оказалась, ласковей. Мой друг, Лешка Петров, с которым в детстве еще вместе в одном дворе в футбол играли, очень удивился, сказал, что считал меня человеком серьезным и ответственным. Спросил, как я так могу. Ну я ему честно и выдал: «Если наличие в жизни любви, единственной, настоящей, ничего не меняет и не помогает быть вместе, то какая вообще разница, кто с тобой рядом находится?». Лешка не ответил ничего. Эту твою фразу я ему уже говорил.
Знаешь, есть такие фанатики, которые с господом разговаривают и не мыслят свою жизнь без этого. Пост строгий соблюдают, женщин не знают, спят почти на голой земле. И утверждают, что без этого не могут, что жизнь теряет смысл. Наверно, я неверующий потому, что врач. Или врачом стал в силу того, что не верил. Да и как тут в душу верить, в высокое и творческое, когда ты подобие божие скальпелем вдоль и поперек кромсаешь, внутрь заглядываешь. Ну нет нам никакого резервуара для души, и самой души тоже нет. Только стандартный набор для всех: печень, почки, селезенка. До безобразия похожие друг на друга, только поражены разными болезнями.
Может, и эта мистическая «душа» – всего лишь различные психические заболевания, для каждого свои, поэтому уникальные? Чего только не придумает наш бедный мозг, который мы всего на десять процентов используем! Тратит и тратит оставшиеся девяносто на продуцирование сказок.
А раз у меня эта функция отключена, то она заменяется другой. Ты у меня (как бы помягче сказать, а то звучит нелепо!) вместо бога. Я год за годом мысленно с тобой разговариваю, иногда всю ночь, советуюсь. Представляешь, даже легче становится. Намного легче. Только невозможно так в стенку головой долбиться (вот некоторые в закрытую дверь любят, а в моем случае и двери-то нет, одна стена, и та каменная и крепкая). Вот и нужна мне иллюзия общения. Письма. Нет, в них я не пишу и тысячной доли того, что в голове прокручиваю. Но все равно легче, легче.
А что сложного, спросишь ты. Живи себе и живи. Квартира есть, работа (любимая работа, прошу заметить, и даже прибыльная). Вот только мир будто потерял прежнюю целостность. Как просто было раньше! Научные знания связали все в одно, получилось красиво так. Кристаллическая решетка мира, кости и сухожилия реальности. И над причинами не задумывался особо. В школе учился, чтобы маму порадовать, делал уроки, чтобы погулять сходить, потом работал, чтобы на мопед заработать. И все было в радость – учение, уроки, жизнь. Вещи радовали, и люди. Я не знаю, когда стало иначе. Не могу отследить этот момент.
Это так странно – я привык все раскладывать по полочкам, анализировать, поступать по уму. А сейчас все чувства под контролем, радоваться бы, ан нет.
У всех людей есть любимые фразы, которые въелись в плоть и кровь. Тот же Леха написал у себя дома на стене (а ведь ему уже давным-давно не пятнадцать лет!) цитату из фильма «Константин»: «Всегда есть подвох». Хотя это вовсе не означает, что он пессимист, веселый такой парень, душа компании. Просто живет по принципу: верить в лучшее – готовиться к худшему. А для меня фразой жизни стали твои слова, будто ножом на сердце вырезанные. Как смертный приговор всем надеждам, желаниям, ожиданиям.
Я помню тот злополучный две тысячи девятый. Зимой стоял такой же холод, что и сейчас, не спасали ни теплое пальто, ни меховые ботинки. Кончики волос покрывались белым, отчего казались седыми. А я гулял и гулял, наворачивая круги по парку, бился раненым зверем о прутья неподатливой реальности. И хотелось расцарапать себе грудь и вырвать сердце. Так было больно. Все в жизни было как-то неправильно и не то. Казалось, что работа, походы по магазинам и встречи с друзьями – это единственное, что есть в этой дурацкой жизни. А мне хотелось большего, но я сам и не знал, чего.
А тебе самой отчего все еще грустно? Это ведь неправда, что чувства ко мне ничего в твоей жизни не поменяли. Иначе бы ты не грустила. Вчера я видел твои фотографии, на них ты улыбаешься. Значит, все уже совсем паршиво. Я до сих пор прекрасно чувствую твое настроение, даже на расстоянии.
Мне до сих пор не хватает тебя и, наверное, будет не хватать всегда. Это как боль в руке, которой уже нет. Фантомная боль в сердце. Хотя у меня и по твоим словам, и по моему собственному убеждению, нет сердца, так чему там болеть?
Знаешь, милая, я и вправду совершенно аморальное существо. Ни убийства, ни зверства не пугают меня, не кажутся недопустимыми средствами. Я не осуждаю ни разврат, ни насилие. Вот только считаю их неприемлемыми для здоровой психики (но это отдельный разговор). Войны, голод, – все это закономерные этапы развития истории, и мне не жаль ни калек, ни нищих, ни умирающих от голода. Но при этом не было на свете ничего больнее тех моментов, когда ты плакала. И я готов был сделать что угодно, чтобы ты больше не расстраивалась.