Зеленые тени, Белый Кит

Снег повалил гуще, стирая столбы и статуи, что стояли в тенях, отброшенных фонарями.

— Как отличить одного от другого? — спросил я. — Как узнать, кто порядочный, а кто — плут?

— В том-то и дело, — сказал тихо Джон, — что они никак не отличаются. Одни занимаются этим дольше других и так поднаторели, что забыли, с чего все много лет назад начиналось. В субботу была еда. В воскресенье не было. В понедельник они брали в долг. Во вторник занимали первую спичку. В четверг — сигарету. А через несколько пятниц, Бог знает как, оказывались перед дверями отеля «Роял Гиберниан». Они не смогут объяснить, как это произошло или почему. Одно верно: они хватаются пальцами за край утеса. Может, этому несчастному с моста О'Коннела отдавили руки и он сдался? Что это доказывает? Трудно прижимать их взглядом к земле или отводить глаза. В большинстве случаев мне это удается. Но нельзя же вечно убегать и прятаться. Можно только подавать всем без разбору. Если начнешь отдавать кому-то предпочтение, другие обидятся. Теперь мне стыдно, что я не дал слепому певцу шиллинг. Ладно. Ладно. Будем себя тешить тем, что деньги ни при чем, а причины в семье или в его прошлом. Как знать. В газете нет имени.

Снег тихо падал перед нашими глазами. Внизу поджидали темные фигуры людей. Трудно сказать, делал ли снег овец из волков или овец из овец, мягко укутывая их плечи, спины, шали и шапки.

Джон пожелал мне спокойной ночи и ушел.

Пятью минутами позже я спускался в заколдованном ночном лифте с новой твидовой кепкой в руке.

В рубашке с короткими рукавами, без пальто, я шагнул в объятия зимней ночи.

Я отдал кепку первому, кто подошел. Не знаю, пришлась ли она ему впору. Моментально были розданы все деньги из моих карманов.

Потом, оставленный в одиночестве, продрогший, я посмотрел вверх. Я мерз, глядел, моргая, вверх, сквозь завесу, пелену ниспадающего в тишине слепящего снега. Я видел высокие окна отеля, огни, тени.

«Как там у них? — думал я. — Горят ли у них камины? Тепло ли у них от горячего дыхания? Кто эти люди? Пьют ли они? Счастливы ли? Они хотя бы знают, что я здесь?»

Глава 14

— Ну как, еще не разгадал загадку ирландской души? — спросил Финн.

— Ирландцы — это кроссворд без номеров, — ответил я.

— Да, мы такие, — не без гордости сказал Финн.

До открытия оставался час, и Финн впустил меня через черный ход, чтобы я мог если не разрешить тайну Кита и его владений, то хотя бы спокойно добывать ворвань.

— Никто из нас не знает, что он представляет собой, и знать не хочет, — добавил Финн, протирая стойку бара, будто слова его преходящи и сей же час должны быть стерты. — Мы — загадка, заключенная в коробку, помещенную в лабиринт без двери и без ключа. Мы — похлебка, насыщенная ароматами, но лишенная питательности.

— Я бы так не сказал, Финн.

— Ну хорошо, беру свои слова обратно. Если ты не решил ирландскую головоломку, то просветил ли рентгеном хотя бы Кита и обнаружил ли кости?

— В первом приближении.

Я подчеркнул в своем тексте некоторые слова.

— «Он был весь белый, белый, как льдины на рассвете, белый, как кошмарный сон, который не кончается. Иллюминация, уплывшая в море. Ужас в глазах, который не померкнет». Какие из этих, Финн?

— Давай их все, — сказал Финн. — Они помогут потянуть время.

— Финн, в сценариях не полагается тянуть время.

— Это я так выражаюсь. Но признайся, в большинстве фильмов тянут время и ничего больше.

— Э, да ты кинокритик, Финн!

— Нет, просто я из тех, кто, обнаружив несоленую воздушную кукурузу, понимает, что вечерок пошел насмарку. Когда закончишь этот чертов сценарий, уедешь ли ты за день до этого или через неделю? Я хочу сказать, если ты не разобрался в Ирландии, станешь ли ты ломать себе голову и читать между строк?

— Не знаю, на что решиться, Финн.

— Ладно, не разрывайся на куски. Лежи себе спокойненько в канаве, как говорят свинопасы.

— Подожди, запишу!

— Лежи себе спокойненько, — продиктовал довольный Финн, облокотившись на стойку, — в канаве.

Глава 15

Телефон зазвонил в третьем часу ночи.

Жена, подумал я, потом передумал.

Нора, подумал я. Только она в целом свете, во всей моей жизни способна звонить и звонить в три ночи, в самый несусветный час.

В темноте я на ощупь выбрался из постели, нашел телефон, приложил трубку к уху и воззвал:

— Нора!

— Боже мой, — произнес женский голос, — как ты догадался?

— Просто, — сказал я, засмеявшись, — сейчас глухая ночь, задолго до рассвета. Еще только Господу есть чем заняться в такой поздний час.

— О, Вильям, Вилли, Вилл! — воскликнула Нора откуда-то из снежного заряда помех. — Вильям!

Давным-давно она прозвала меня Шекспиром Вторым, а может, Третьим, и никак иначе.

— Вилли, Вилл! Что там у тебя с Белыми Китами, сценариями и знаменитыми режиссерами? Так ты сказочно разбогател наконец? А разбогатевший писатель не желает, часом, обзавестись сказочным замком?

— Это за пять-то часов до рассвета, если он вообще случается в Ирландии? Нора, Нора! Ты вообще здороваешься когда-нибудь?