Зигмунт был очень горд этой своей идеей, тем более что Банер жаждал использовать корабли скорее для атаки флота Карла Зюдерманского у Аландских островов, с целью взять его под перекрестный огонь вместе с верной королю финляндской флотилией, чем для бесконечной бомбардировки шведских сухопутных сил. Упрямство Зигмунта вскоре оказалось губительным для всей кампании. Карл велел адмиралу Шеелю тихонько оставить Аланды и запереть королевские корабли в заливе под Стегеборгом, что и произошло 29 сентября.
Флот шведов насчитывал двадцать пять кораблей, в том числе шесть крупных галеонов с двадцатью четырьмя орудиями, и две галеры по шестнадцати орудий на каждой. Вместе с артиллерией меньших судов Шеель располагал почти трехкратным перевесом в огневой мощи.
Король был поражен таким превосходством, но не в силах удержать крепость и не видя иного выхода, велел Банеру пробиться обратно в Кальмар. Толковый адмирал ринулся в атаку и действительно расчистил путь отступления для своей поредевшей флотилии: почти два десятка кораблей прорвались сквозь шведский кордон. Часть из них вместо Кальмара бежала в Гданьск, а в руки Шееля попал «Белый Орел»и множество транспортных судов, а среди них хольк «Артус» со всем королевским багажом.
Через несколько дней, 5 октября, состоялась битва под Стангебро, в которой королевские войска потерпели решительное поражение. Зигмунту пришлось принять позорные условия перемирия: Карл среди прочего потребовал выдачи Стена Банера, и верный слуга законного монарха лишился свободы, а потом и головы на эшафоте в Норркепинге.
Командование остатками польской «армады» принял Гент Амелинг. Король отказался от путешествия в Стокгольм в сопровождении восемнадцати шведских кораблей, не доверяя этому эскорту, приданному дядей. Амелингу удалось провести несколько из них в Кальмар, занятый польским гарнизоном. Но это было уже не возвращение, а бегство…
28 октября Зигмунт погрузился на борт «Финска сван»и двинулся обратно в Гданьск. Единственными его приобретениями в шведском королевстве стали: Кальмар, в котором он оставил сильный гарнизон, и Стокгольм, занятый его сторонниками. Но Стокгольм вскоре был взят Карлом, а Кальмар не мог долго обороняться без помощи из Польши.
Тем временем на Балтике продолжались осенние штормы. Королевские корабли в сражениях с ними теряли паруса и протекали все больше. Второго ноября «Финский лебедь» бросил якорь у поморских берегов неподалеку от Жарновца, и король, измученный неудачами, страхом и трудностями путешествия, ощутил наконец твердую землю под ногами. Он не хотел уже вверять свою особу кораблям; дорогу в Гданьск одолел по суше и 7 ноября остановился в гданьской ратуше, чтобы дождаться возвращения своей «армады».
Это было поистине жалкое возвращение: у Лятарни стали на якоря едва двадцать четыре корабля из тех восьмидесяти пяти, которые три месяца назад покидали Гданьск. Они более походили на выброшенные на берег обломки, чем на корабли и суда. Почерневшие, драные паруса висели на реях, которые каким-то чудом ещё удерживали перетертые и ободранные топенанты; мачты качались в гнездах, борта протекали, трапы, фальшборты и обшивка кают были ободраны, поломаны или просто разбиты волнами.
Несмотря на такой разгром Зигмунт не пал окончательно духом. Поскольку ни в чем он не видел своей вины, то упрямство и на этот раз взяло верх над сомнениями. Даже после падения Стокгольма оставался Кальмар — прекрасные ворота вторжения, сквозь которые он мог ворваться в Швецию, лишь бы только собрать достаточно большой и сильный флот для перевозки свежих войск.
Тем временем король решил произвести спешный ремонт нескольких уцелевших судов, чтобы подкрепить и снабдить гарнизон Кальмара, возглавляемый толковым комендантом Яном Спарре. Поручил он эту миссию Владиславу Бекешу, а сам не спеша отправился в Варшаву.
Генрих Шульц с самого начала с большим вниманием следил за судьбой шведской экспедиции, поскольку от её успеха зависели многие его финансовые операции, а также его «частная политика»в отношении короля с одной, и гданьского сената — с другой стороны. Несмотря на свои симпатии к католическому монарху, Шульц не хотел излишне втягиваться в эту авантюру, пока не определится победитель и на море, и на суше. Слишком хорошо знал он, что большинство советников недовольно затеями Зигмунта из опасения, как бы Гданьск не утратил свое привилегированное положение, если королевский военно-морской флот будет постоянно пребывать в нем после одержанной победы. Следовало признать справедливость этих опасений. Победа Зигмунта Вазы была бы одновременно победой Речи Посполитой и укрепила бы государственную власть над городом; кто знает, не подорвало бы это впоследствии монополию гданьского купечества и его права по открытию и закрытию навигации.
В таком случае лучше было слыть сторонником и союзником короля, иметь за собой известные заслуги в делах короны, и особенно в военных. Шульц в этих обстоятельствах видел для себя путь к получению огромного влияния и доходов.