Во весь дух помчался комиссар через площадь Святого Марка к мосту Риальто.
Барон фон Сфор и полицейский агент с трудом поспевали за ним.
Запыхавшись, добежали они наконец до моста Риальто. Прошло пятнадцать минут, полчаса. Никого не было видно!
Агент Губер был послан к Палаццо дель Анджело. Вместо него вернулся второй агент.
Он сообщил следующее:
– Мы с Губером караулили замок, как вдруг увидели, что задняя калитка тихо отворилась и из нее вышла баронесса. Одета она была на этот раз в свое собственное нарядное платье. Внимательно смотрела она по сторонам. Не видя нас, она быстро перешла на другую сторону улицы и, скрываясь в тени домов, миновала Палаццо Бьянко Канелло и вышла на площадь за церковью Святого Марка. На площади она бросилась бежать, видимо, опасаясь встретить знакомых. Тогда я послал к вам Губера, а сам последовал за ней. Около вашей гостиницы она остановилась, бросила взгляд на ваши окна и хотела было обойти отель, но свисток Губера испугал ее. Она оглянулась и бросилась бежать по направлению к дому.
– Значит, она теперь у себя? В этом не может быть никакого сомнения?
– Никакого. Я собственными глазами видел, как она вошла, и не отходил от дверей, пока меня не сменил Губер.
– Значит, мы напрасно волновались, – проговорил барон.
Комиссар не ответил.
– Не спускайте глаз с замка, – приказал он агенту, – особенно утром, в те часы, когда отходит скорый поезд.
Медленно отправились комиссар и барон к гостинице.
Барон молчал.
– Она пробовала бежать, это несомненно, – продолжал комиссар, – слишком уж мы ее затравили. Да, с такой женщиной надо держать, как говорится, ушки на макушке.
– Неужели мне придется уехать завтра с вами, доктор? – осведомился барон.
– А вам бы больше хотелось остаться здесь? – усмехнулся доктор Мартенс. – Впрочем, в вашем положении это понятно! Пожалуй, оставайтесь. Это даже лучше. Но я беру с вас слово, что ваше зрение и слух будут заняты не одной только прекрасной Марией. Вы должны зорко следить за всем, что здесь будет происходить.
Усталые и измученные добрались наши путники до отеля, где им наконец удалось заснуть.
Рано утром на следующий день доктор Мартенс был уже у Палаццо дель Анджело.
Агент дежурил на своем посту, но не мог сообщить ничего нового. Остаток ночи прошел спокойно. Видимо, баронесса не решилась на новую попытку к бегству.
Днем комиссар нанес прощальный визит австрийскому консулу, затем уложил свои вещи и уже готовился отправить их на вокзал, когда ему подали записку от баронессы.
«Любезный доктор, – писала она, – согласно условию, я выеду сегодня с поездом, отходящим в восемь часов двенадцать минут вечера. Прошу вас еще раз, не говорите со мной на вокзале, так как мне хотелось бы возможно спокойнее проститься с семьей. Мне оставлено маленькое купе первого класса».
Комиссар пешком отправился на вокзал. Внимательно изучив расписание, он убедился, что скорый поезд на Вену действительно отходит в восемь часов двенадцать минут. Двумя минутами позже шел почтовый в Рим.
Обратившись к начальнику станции с просьбой оставить ему отдельное купе, доктор Мартенс узнал, что места все заняты и последнее купе заказано несколько часов назад сенатором Кастелламари.
Взяв билеты для себя и своих агентов, во избежание лишней проволочки вечером, комиссар вернулся в отель.
Здесь он написал подробную телеграмму начальнику тайной полиции Вурцу, извещая его о своем приезде с баронессой, и сделал агентам необходимые распоряжения и указания.
Губера командировали на вокзал со строгим приказанием идти за баронессой до дверей купе и не отходить от вагона, пока не тронется поезд. Агент Крафт должен был дежурить у палаццо и подать сигнал об отъезде баронессы.
Сам комиссар намеревался наблюдать с другой стороны канала за появлением баронессы и ехать за ней следом.
К половине восьмого все были на местах.
Сквозь легкую дымку облаков виднелся бледный, узкий серп луны, озарявший слабым мерцающим сиянием черную золотистую линию канала.
Было темно и тихо. Мраморные палаццо неясно отражались в темном зеркале вод. Смутными пятнами вырисовывались старинные, многоцветные гербы на фасадах домов. Издали доносилась серенада под мерный шум волн, рассекаемых гондолой. Мягкий тенор с чувством пел знаменитый «Vorrei morir» Тости. Слышались взмахи весел, цветными точками мелькали огоньки фонариков.
На церковной башне пробило три четверти восьмого, а сигнала об отъезде баронессы все еще не было слышно.
Но вот распахнулись тяжелые двери, ведущие на канал.
Лакей кликнул поджидавшие гондолы, и эхо громко повторило его возглас.
В проеме открытой двери показались четыре фигуры. Комиссар мог отчетливо различить каждую из них. Это были сенатор, баронесса и еще две какие-то женщины. Одна из них почтительно держалась в отдалении: очевидно, это была горничная.
Баронесса обняла сестру.
Лакей разложил ковер по блестящим, сырым ступеням.
Трое из присутствующих сели в гондолу; четвертая женщина вернулась в дом.
Шагах в тридцати за гондолой сенатора следовала гондола комиссара, к которому присоединился агент Крафт.