Выбежала Рикки. Ее лицо выражало тоскливое отчаяние.
— Люблю! — еще раз выкрикнула она и заметалась по залу. К девушке подбежали дежурные полицейские, схватили под руки и увели.
Пипл растерянно улыбался. Правду говоря, он не надеялся на такой успех. Номер удался на славу. Но что последует за этим?
На арену выскочил мистер Вэг.
— Обыкновенная истерика, — угодливо заулыбался он публике и, прошипев клоуну: — Работай, а не занимайся пакостью! — удалился.
По залу пробежал ропот. Одним мановением руки клоун стер усилия всех гипнотизеров. Да-да, сеанс гипноза лопнул мыльным пузырем, иначе отчего с лица Рикки исчезла тупая сонливость и в глазах вновь вспыхнул огонь, столь редкий для сондариек?
— Браво, браво, клоун! — изумленно пробормотал Умноликий.
— Пипл вернул Рикки синеглазому Ленни! — догадались близнецы. — Вернул! — обернулись они к Тэйке.
Ошеломленная случившимся, девочка молча кивнула не отрывая от Пипла глаз.
— У меня в руках фонохрон, — стараясь быть спокойным и не думать о Рикки, заговорил Пипл. Ему сейчас надо было срочно переключить внимание публики на суть фокуса, научно его объяснить — иначе все могло плохо кончиться. — Человек порой глух и о многом не подозревает. А ведь каждая вещь, сделанная руками, одухотворена и может кое-что рассказать о себе и мастере. Голоса вещей — случайные записи звуковых волн — притаились в мазках красок, в рельефах чеканки, в линиях скульптур. Нужно только уметь слушать их, тогда нам откроется еще неизвестная сторона предметов, и, быть может, однажды мы постигнем их душу.
— Кто изобретатель? — закричали из зала.
— На арену его!
— Изобретателя, изобретателя сюда, — требовала публика, заинтригованная не столько изобретением, сколько тем, какое действие оно оказало на дочь фабриканта.
— Кто изобрел, не имеет значения, — сказал Пипл, смущенно вертя палочку в руках. — Потому что это в общем не сложно: каждый может научиться слушать музыку искусства. Нужно только время от времени отрываться от сонографов и унылого комфорта быта.
Левая половина зааплодировала, а правая недоверчиво зашумела. Оттуда посыпалось:
— Ерунда!
— Чревовещание!
— Подлог!
Тогда Пипл решил обратить все в шутку.
— Значит, по-вашему, клоуны не могут изобретать? — негромко сказал он, и зал вновь притих. — А вот смотрите. — Пипл медленно обвел ряды пристальным взглядом. — Перед вами шикарный особняк, в каких обычно живут преуспевающие дельцы. Но сегодня здесь поселился я, последний клоун Сондарии. У меня двадцать три комнаты, и я пригласил сюда своих друзей. Тех, которые умеют останавливать мгновение и управлять не только элмобилем, но и машиной времени. Они могут перенести меня в любую эпоху, в прошлое и будущее. У них живые человеческие глаза, а не лампы индикаторов. Чуткое, ранимое сердце, а не пуленепробиваемые коробки. Проходите, друзья, в гостиную, присаживайтесь. Вот диван, удобные кресла, — Пипл блестяще изображал несуществующий дом и себя в нем вместе с друзьями. — А вот здесь, на чердаке, — он сделал таинственную паузу, — на этом чердаке без крыши мы будем по-ночам любоваться звездным небом. Поверьте, это так восхитительно — ловить энергию Полярной звезды, ковша Большой Медведицы, загадывать желание, пока небо прорезает метеорит, а ранним утром насыщать взгляд и душу мерцанием Венеры.
Это клоунское антре разозлило правую сторону. В Пипла полетели авторучки, сумки, пудреницы и даже ботинки. Он прикрыл голову руками, разглядывая летящие в него предметы. Хотя бы один ручной работы, и можно было бы доказать, что его фонохрон не мистификация!
Неожиданно зал смолк. Пипл огляделся, протер глаза. Это было почти волшебством — на арене стояла Эльза Кнэп. Она подбадривающе улыбалась ему, протягивая глиняную вазу с цветком.
— Та самая, помнишь? — тихонько сказала она. И Пипла захлестнула волна нежности:
— Ты всегда приходила вовремя.
— Тетушка Кнэп! Наша служанка! — запрыгали близнецы.
Как тетушка Кнэп попала в цирк — ведь она всегда обходила его стороной? И почему с кактусом? Нет, сегодня поистине день чудес.
А на самом деле никакого чуда не было. Убирая свою комнату, тетушка заметила, что кактус немножко привял. Она заволновалась и решила пойти за советом в цветочную лавку, на улицу Жареных Уток.
Старая цветочница внимательно осмотрела цветок и дала кулечек подкормки. Но сказала, что дом, в котором живет растение, затаил какую-то драму. Иначе, отчего появились эти два желтых пятнышка на лепестках — настоящие, не из пластика или ткани, цветы очень чувствительны к переживаниям людей и, если в доме что-либо неблагополучно, начинают болеть и умирают.
Лучше бы она промолчала, потому что тетушке стало грустно и тревожно.
Эльза Кнэп брела с кактусом по улице Жареных Уток, когда к ней подошел человек с толстым розовым носом. Он был навеселе: слегка подпрыгивал, а руки выводили нехитрый танец. Она не сразу узнала циркового сторожа Дода, а узнав, печально рассмеялась.
— Эх, Эльза, Эльза, — вздохнул Дод. — И где ты пропадаешь? Стареет без тебя цирк. Хоть бы раз пришла, посмотрела…