Литума неловко погладил Обезьяну по щеке, взъерошил его вьющиеся волосы, негрубо, но решительно отстранил его и, пошатываясь, вышел. Они последовали за ним. На песке темнели гроздья человеческих тел — мангачи спали вповалку под открытым небом возле своих тростниковых хижин. В чичериях веселье было уже в полном разгаре. Обезьяна напевал себе под нос, подхватывая знакомые мотивы, а когда доносились звуки арфы, махал рукой — не то, не то, с доном Ансельмо никто не сравнится! Они с Литумой шли под руку впереди, выписывая зигзаги, а когда из темноты слышался возглас: «Осторожно, не наступите», хором отвечали: «Простите, дон», «Тысячу извинений, донья».
— Ну и историю ты ему наплел — как из кинофильма, — сказал Хосе.
— Но он поверил, — сказал Хосефино. — Ничего другого мне в голову не пришло. А вы мне не помогли, даже рта не раскрыли.
— Жаль, что мы не в Пайте, братец, — сказал Обезь-яна. — Я бы сейчас искупался прямо в одежде, как есть. Вот было бы здорово.
— В Пайте не море, а лужа, тише, чем Мараньон, — сказал Литума. — Вот в Ясиле — море так море, волны бушуют. В воскресенье поедем в Ясилу, братишка.
— Поведем его к Фелипе, — сказал Хосефино. — У меня есть деньги. Мы не можем его отпустить, Хосе.
На проспекте Санчеса Серро не было ни души. В маслянистом свете фонарей с жужжаньем кружились насекомые. Обезьяна сел на землю завязать шнурки ботинок. Хосефино подошел к Литуме.
— Смотри, старина, у Фелипе открыто. Сколько воспоминаний связано с этим кабачком. Зайдем, выпьем по стаканчику, дай мне угостить тебя.
Литума высвободился из рук Хосефино и сказал, не глядя на него:
— Потом, брат, на обратном пути. Сейчас пойдем в Зеленый Дом. С этим кабачком тоже связано много воспоминаний, больше, чем с любым другим. Разве не так, непобедимые?
Немного погодя, когда они проходили мимо «Трех звезд», Хосефино сделал еще одну попытку. Он бросился к светящейся двери бара, крича:
— Вот наконец местечко, где можно утолить жажду! Заходите, ребята, я плачу!
Но Литума непоколебимо продолжал идти.
— Что же делать, Хосе?
— Что ж мы можем сделать, брат. Придется пойти к Чунге.
Часть II