Зелёный Феникс

От собственного крика Меллония проснулась.

Она лежала на теплых листьях, продолжая ждать, но от того холода, который возник в ней, мог защитить лишь один огонь.

Кто-то медленно приближался к ней со стороны двери, обведенной ободком света. Она не могла различить силуэт и даже не слышала его дыхания, пока он не оказался рядом с ней. Румин или Сильван?

- Кто ты? - И вновь, с неожиданным гневом: - Кто ты? Ты отверг меня?

Тишина окутала ее, будто засыпав опавшими листьями.

- Сильван?

Рука ее нащупала в волосах булавку. Чувствуют ли злые боги боль?

- Меллония.

В голосе слышалась сила бьющегося о берег прибоя и нежность морской птицы, кличущей подругу над неподвижной гладью моря.

- Зимородок, - воскликнула она, - я приняла тебя за Сильвана.

Она потянулась к нему, взяла за руку, и когда он опустился рядом с ней, положила голову ему на плечо. Он обнял ее, и объятия его были нежными и ласковыми, как нагретый на солнце мох, но от него пахло морем - морской солью и пеной. Ему не было нужды рассказывать о том, как он плавал по морям и доходил до самых Блаженных островов, и о битвах, в которых люди были героями, а не демонами... Высоко на равнинах Трои, где гуляет ветер... Горе от исчезновения Бога показалось ничтожным по сравнению с радостью от появления Энея.

Но ребенок... ребенок...

- Зимородок, Бог, кажется, посетил меня, но не оставил мне ребенка. Я знаю, я уже знаю это. Я чувствую боль пустоты.

- Меллония, того Бога, который приходит к вам в Дерево, не существует. Боги живут на Олимпе, под землей или в море, иногда они действительно приходят к нам, чтобы благословить или проклясть. Но, я думаю, Румин никогда не приходит к твоему народу, во всяком случае сюда.

- Если не Бог... Зимородок, что ты говоришь? Кто-то ведь является отцом наших детей. Или Румина одна вдыхает жизнь нам в чрево?

- Нет, Меллония.

- Тогда кто?

- Фавны.

Правда, как скользкий краб, выползший из воды на берег моря, сдавила клешнями ее душу. Дриады, живущие на севере, любительницы фавнов, падшие и презираемые, - неужели то же самое происходит и с ее народом? Конечно, то же самое. Почему она не догадалась об этом раньше? Ее нежелание идти в Дерево, оказывается, объяснялось тайными сомнениями.

- Такие, как Повеса?

- Да.

- И один из них пытался прийти ко мне, пока я спала. А ты защитил меня. Этот шум я и слышала во сне.

- Их было трое. Но Асканий помог мне сломать пару рогов. Он сторожит вход, пока мы здесь.

- Они овладели бы мной во сне, один за другим. Как животные.

- Да. Как животные. Но животные тоже умеют любить. В детстве я видел, как волчица умерла от горя, когда охотники убили ее волка. Фавны взяли бы тебя похотливо, без любви. А Скакун? Он ведь наполовину животное. И все же любил тебя. Разве это так ужасно, если бы вы с ним были еще и близки?

- Когда он меня поцеловал, я сначала рассердилась и испугалась. А потом мне захотелось, чтобы ты меня тоже поцеловал.

- Мне хотелось не только целовать тебя. Прикоснуться губами - это проявление любви, но губы только малая часть любящего тела. Даже в Подземном мире наши души заключены в оболочки и могут соприкасаться друг с другом. Когда я женился на Креусе, мне не было еще и двадцати, а ей только что исполнилось пятнадцать. Мы оба были невинны. Искушенный в военном искусстве, я все еще не знал ни дружбы, ни ласки девушки. Когда мы, неопытные и напуганные, вошли в спальню, родственники стали смеяться над нами и выкрикивать разные шутки. Неловко и неумело, мы стали любить друг друга, стыд исчез, и наши души и тела слились. От этого союза родился Асканий. Разве мог родиться такой хороший парень, если бы то, что мы делали, было грешным?

- Я знаю, как он любит тебя, - сказала она тихо, - и как вы оба тоскуете по Креусе. Он хороший сын.

- Ты считаешь, что мы с Креусой были животными, неспособными любить?

- Нет, Зимородок.

- А Дидона? Я любил ее жадно и страстно, в этой любви было мало нежности и много боли, но не было ничего дурного.

- Ты оказал ей честь своей любовью. Ты предложил жизнь, а она избрала смерть. Она была грешницей.

- Нет, просто несчастной женщиной, ошибочно принявшей лето за весну, пытавшейся остановить падающие капли в водяных часах и удержать на месте тени, движущиеся по солнечному циферблату. Мне надо идти, Меллония. Подожди немного, а затем выходи из Дерева. Ты можешь сказать подругам, что позабыла все свои сны. Ты не единственная, у кого не будет ребенка после встречи с Богом.

- Но я больше никогда не вернусь сюда, и меня возьмет в темноте какой-нибудь Повеса.

- Тогда отдайся при свете дня тому, кто сначала покорит твое сердце и лишь потом попросит тело. Ты еще встретишь Другого Скакуна.

- Он был мне братом. Теперь я это понимаю.

- Ты встретишь мужчину, а не брата. Может, это будет мой сын?

- Нет!

- Меллония, ты несправедлива к нему. Ты ему очень нравишься.

- Мне он тоже нравится. Но думать я буду всегда о другом.