Снова двинулись в путь, бросив освобожденных людей посреди пустыни; Парнелл теперь сидел за рулем, а двое полицейских из секретных служб — в наручниках и со связанными ногами — лежали в кузове. Ехали целый час по почти непрозжей дороге.
Опять остановка. Парнелла привязали ремнем к переднему бамперу. Человек в очках подошел к кузову. Парнелл довольно прилично понимал иврит; он мог следить за бурным спором, который завязался между террористами: тот, что постарше, всячески хотел прикончить здесь же двух сотрудников C. I. D. «После них он пристрелит и меня. О, Боже, зачем я родился ирландцем?»
Над Галилеей занимался дождливый рассвет. В любой момент Парнелл ожидал услышать треск выстрелов. Но к нему приблизился высокий худой парень, склонился, чтобы расстегнуть ему наручники, и сказал удивительно мягким, спокойным голосом:
— Не пытайтесь, пожалуйста, ничего предпринимать. — Согласны? Иначе я не отвечаю за вашу жизнь.
— Согласен, — искренне, с необыкновенным облегчением ответил Парнелл. — Спасибо. Спасибо от всего сердца.
Серый постижимый взгляд скользнул по нему.
Они въехали в Акко в половине седьмого утра. В этот момент Парнелл был один в кабине грузовика. Минут за двадцать перед этим оба его противника встали позади кабины в кузове, попросив его (особенно молодой) необорачиваться и разбив зеркало, чтобы Парнелл не мог увидеть ничего у себя за спиной.
Вот почему, только подъезжая к площади Хан-эль-Ам-дан и завидев гостиницу с колоннадой — ее указали Парнеллу как конечный пункт, — он, успокоенный ничем не нарушаемой тишиной, замедлил ход и остановился.
И, естественно, в кузове не было никого, кроме двух полицейских, вне себя от ярости, но живых.
Реб Михаэль Климрод приехал в Каир в последние дни марта 1946 года. Один. Они с Лазарусом путешествовали раздельно, но снова встретились в египетской столице.
По мнению Яэля Байниша, самого достоверного и самого постоянного свидетеля этого периода жизни Короля, Реб Климрод, а главное, Лазарус значились среди тех террористов, за кем в Палестине британцы охотились усиленнее всего. Схватка в Ягуре этому во многом способствовала; у англичан, особенно у двух инспекторов Отдела уголовной полиции, времени было с лихвой, чтобы рассмотреть их лица, а высокий рост Климрода позволял довольно легко его опознать.
Нападение на полицейский пост в Ягуре было, однако, лишь эпизодом в значительно более широком наступлении, проводимом как «Иргуном», так и группой «Штерн». Общее наступление — руководимая Лазарусом операция являлась лишь его частью — началось 1 марта; были атакованы казармы в Хайфе, Реховоте, Пардес-Гане, а также пути сообщения в пригородах Иерусалима, Тель-Авива и Петах-Тиквы. Даже штаб Шестой воздушно-десантной дивизии в Иерусалиме взлетел на воздух.
Говоря о причинах, вынудивших Климрода и Лазаруса уехать в Каир (а потом в Европу), Яэль Байниш четко объясняет все, что касается второго: «Иргун», желавшая видеть себя строго военной, хотя и подпольной, организацией, ставила в упрек бывшему товарищу по оружию ирландцев из ИРА и североамериканских гангстеров его почти непреодолимую склонность к бессмысленной жестокости, которая в крайних случаях шла вразрез с поставленными политическими целями.
Что касается Реба Климрода, то Байниш ничего тогда не знал о мотивах его отъезда. «В какой-то момент я подумал, что он получил новое назначение, например в филиал „Моссада“ в Европе. Только в августе или сентябре я узнал, что все было не так и уехал он по своей инициативе. Я был разочарован и даже встревожен: его совместная работа с Довом не сулила ничего хорошего. Впоследствии подтвердилось, что я ошибался лишь наполовину…»
В Кайре Надя Хаким занимала виллу на острове Гезире, в жилом квартале неподалеку от проспекта короля Фуада. Эта бывшая вольнонаемная вышла замуж за одного из сыновей Хакима — владельца одноименного банка, того самого, где некоторое время служил Реб Климрод. Перемена в социальном положении никак не отразилась на связях Нади с подпольными сионистскими движениями: ее предупредили о приезде двух человек и попросили им помочь сперва устроиться в египетской столице, а потом выехать в Европу. Она поселила Лазаруса и Климрода в своей прежней квартире на Шейх Рихани-стрит, позади посольства США, и достала паспорта: ирландский для Лазаруса и французский для Климрода-Юбрехта.
Раздобыла им два места на пароходе Французской морской компании грузовых перевозок. Оба были в Марселе 30 марта.
А Реб Климрод уже один, появился в Нюрнберге 8 апреля.
— «Накам», — сказал Буним Аниелевич. И спросил понемецки: — Тебе понятно это слово?
— «Месть» на иврите, — ответил Реб.
Они шли по улицам Нюрнберга, по пригородам, между рядами разрушенных домов, под мелким и холодным дождем. Они были почти одинакового роста: Климрод сантиметра на три-четыре повыше. Аниелевичу было лет двадцать восемь; блеск его больших, глубоких и печальных глаз постоянно смягчала какая-то затуманенность.