Зеленый король

Сделав паузу, Таррас в упор посмотрел на рослого, сухопарого юношу, державшегося с напускной небрежностью:

— Но вы полагаете, что можете обойтись без защиты государства? Или я ошибаюсь?

Реб улыбнулся:

— Нет.

— Не говоря уж о том, что вам будут чинить массу препятствий, если, например, вы захотите пересечь границу. Положения международного права в принципе относятся только к индивидууму; имеющему какую-либо национальность. Отказ от национальности лишает вас преимуществ, проистекающих из принципа взаимности… Вы меня понимаете?

— Да.

— Вопрос, конечно, идиотский. Ну да ладно. Положим, австриец, прибывающий в Соединенные Штаты, пользуется теми же преимуществами, что и американец, приезжающий в Австрию. Будучи апатридом, вы — никто, пустое место и ничего не можете предложить в обмен на те преимущества, которых сами домогаетесь…

— Вроде, например, преимущества создавать компании.

— Вот именно.

— Значит, это может привести к ликвидации, признанию незаконными всех тех сделок, что я заключил?

— Да. Кроме всего прочего. Если найдется человек, ненавидящий вас до такой степени и давший себе труд заняться этим…

Реб Климрод поднялся. Дому четы Таррас в штате Мэн исполнилось сто лет, он был одним из самых старых в штате; деревянные потолки, выкрашенные во всех комнатах красной, разных оттенков, краской, были низкие. Реб почти касался их головой. Он подошел к окну и, казалось, погрузился в созерцание сотен мрачных, изрезанных, диких островов и островков, которые составляют все великолепие национального парка в Акадии.

Реб Климрод спросил:

— Вы верите в то, что настанет день, когда паспорт больше не будет нужен, как клеймо на плече?

— Меня это крайне удивило бы, — ответил Таррас. — Я не слишком высокого мнения и о мужчинах, и о женщинах, но в слабоумии государства превосходят людей. Вам следует почитать Прудона. Исключительно интересный француз.

— И где же выход?

— Оставаться австрийцем или стать американцем.

— Не хочу ни того, ни другого.

— Или же получить паспорт.

— А каким образом?

— Говорят, его просто можно купить. На вашем месте, поскольку вы самым решительным образом рассорились с Австрией, Соединенными Штатами, Фракцией и рядом других стран, я стал бы кубинцем или аргентинцем. Разыграйте это в орлянку.

— Но не папуасом?

— В настоящий момент государства папуасов не существует, — сказал Таррас. — Но кто знает? — И засмеялся: — Папуасом!

Он в упор глядел в эти серые, окаймленные длинными темными ресницами, такие выразительные, серьезные, пылающие каким-то фантастическим умом глаза. И чудо свершилось: Реб Климрод тоже рассмеялся.

Все тело Реба сотрясал гомерический смех.

Таррас смеялся с ощущением какого-то неистового счастья, и этот миг он запомнил навсегда.

— 21 -

Диего Хаас весело барахтался в бассейне, когда подошел метрдотель и сообщил, что его вызывают по телефону из Америки. Мамита заметила:

— Я и не знала, что у тебя друзья в Соединенных Штатах.

— Думаю, это Гарри, — ответил Диего.

— Кто это?

— Трумэн, кто ж еще?

— Алло! Алло! — весело прокричал он. — Говорит Диего Хаас, это я, собственной персоной, во всей красе… Через пару секунд по его спине побежали мурашки.

— Вилья-висенсио, — произнес далекий, спокойный голос. — Грузовик и Мадонна. И под кронами деревьев река, через которую нельзя перебраться. Надеюсь, вы меня вспомнили:

— Да, — ответил Диего и почувствовал, как к горлу подкатил комок.

— Вы помните нашу беседу?

— Слово в слово.

— Вы мне нужны.

— Это меня интересует, — воскликнул Диего. — Это очень меня интересует!

Его охватило какое-то дикое возбуждение. Сквозь большую распахнутую настежь балконную дверь он зримо видел свое неотвратимое — если только не произойдет Чудо Небесное — будущее в Аргентине: какая-нибудь Консепсьон с ее тридцатью тысячами гектаров земли, с консервными заводами отца, с тяжелыми грудями и томностью, на которой в один прекрасный день, даже не отдавая себе в этом отчета, женится, покорившись чуть более умному, чем обычно, натиску Мамиты. «И будешь ты кататься, как сыр в масле, Диегуито, и разгуливать по заводам или лесным угодьям папочки, покуривать сигару и обжираться прекрасно прожаренным розовым мясом, а на тебя будут бросать ужасно нежные взгляды все эти жирные, увешанные бриллиантами женщины, у которых рты, как у осьминогов…»

Он сказал в трубку:

— Все, что вам будет угодно, когда и где вы пожелаете. Затем он долго вслушивался в спокойный голос, и его желтые глаза поблескивали во влажной полутьме сумерек.

— Трех дней мне хватит, — сказал Диего.

И повесил трубку. Диего весь дрожал. Его мать отделилась от кучки матрон и, бесконечно любезная, подошла к сыну узнать дальнейшие новости:

— Ты знаком с Гарри Трумэном, querido mio[37]? С президентом Америки?

— Еще как знаком, — ответил Диего. — Он мне звонит всякий раз, когда у него возникает какая-нибудь серьезная проблема. Я просто забыл тебе об этом сказать, Мамита.