Зеленый лик

Спустя несколько минут старик сделался почти прозрачным, как будто это был не самум, состоящий из множества черных песчинок, а человек из плоти и крови. И когда он бесшумно пролетел мимо в нескольких шагах от Хаубериссера, тот разглядел, что это – туча летающих насекомых, загадочным образом принявшая вид человеческой фигуры, подобная той непостижимой игре природы, которую он наблюдал в Амстердаме, когда пасечник ловил пчелиный рой.

Он долго смотрел вслед этой туче, с нарастающей скоростью удалявшейся на юго-запад, в сторону моря, пока она не растаяла как дым на горизонте.

Фортунат терялся в догадках. Что это за феномен? Некий таинственный знак или случайная гримаса живой стихии?

Не очень-то верилось, что столь фантастическую форму мог выбрать Хадир Грюн, дабы обрести зримый образ.

Погруженный в раздумья, Фортунат вошел в Западный парк и быстро, насколько хватало сил, двинулся к дому Сефарди, в сторону Дамрака. Издалека донесся какой-то гвалт, не иначе как что-то стряслось.

Вскоре он увидел толпы возбужденных людей, заполнивших большие улицы. Это был настолько плотный строй, что пробиться сквозь него не представлялось возможным, и Фортунат решил пройти улочками еврейского квартала.

По площадям косяками ходили активисты Армии спасения, вознося молитвы или горланя псалом: «Благословен Господь, что явил мне дивную милость Свою в укрепленном граде!» Мужчины и женщины в религиозном исступлении срывали друг с друга одежды, с пеной у рта бухались на колени, возглашали: «Аллилуйя!» и тут же отпускали непристойные шутки. Фанатичные монахи с истерическим хохотом до крови полосовали бичами свои голые спины. Тут и там, дико крича, бились и катались по мостовой припадочные. Приверженцы каких-то безумных вероучений выражали «смирение перед Господом», для чего становились на четвереньки и на глазах у растроганных, обнаживших головы зрителей скакали лягушками, приквакивая: «Помилуй нас, возлюбленный Иисусе!»[75]

Задыхаясь от ужаса и отвращения, Хаубериссер блуждал по кривым переулкам. Его то и дело сбивали с пути всё новые толпы, пока людской поток не вынес на Йоденбреестраат, к дому, похожему на череп.

Окна «салона-иллюзиона» были наглухо закрыты жалюзи, вывеска отсутствовала. Перед входом возвышался позолоченный деревянный помост с троном, на котором восседал «профессор» Циттер Арпад в горностаевой мантии и в усыпанной бриллиантами диадеме, подобно нимбу осенявшей смуглый лоб. Он бросал в обезумевшую от восторга толпу медные монеты со своим изображением и держал заглушаемую криками «Осанна!» речь, в которой снова и снова повторялся кровожадный призыв: «Бросайте в огонь блудниц и несите мне грешное злато!»

С великим трудом Фортунату удалось пробиться к перекрестку.

Он попытался сориентироваться, но тут кто-то схватил его за рукав и увлек под арку. Он узнал Пфайля.

Силясь перекричать толпу, они кое-как выяснили, что оба прибыли в город, можно сказать, с одним и тем же намерением, но тут их вновь оттерли в разные стороны.

– Иди к Сваммердаму! – крикнул Пфайль. Они не могли замедлить шаг, даже крохотные

дворики и проулки кишели народом, и, заметив хоть малейшую брешь в людской стене, они не упускали случая приблизиться друг к другу и летели вперед, на ходу обмениваясь торопливыми репликами.

– До чего гнусный тип этот Циттер!… – Пфайль то выныривал из толпы, то снова исчезал. – Полиция практически бездействует и не может воспрепятствовать его непотребству… Ополченцев и след простыл… Мерзавец выдает себя за пророка Илию, а публика верит и готова молиться на него. Недавно он устроил в цирке настоящую кровавую баню… Народ брал балаган штурмом… Этот безумец вытащил на арену каких-то якобы приличных иностранок – дамочек полусвета, разумеется, – и спустил на них тигров… Забавы во вкусе римских императоров… Прямо Нерон какой-то… Он женился на мадам Рюкстина, а потом, чтобы заполучить деньги несчастной идиотки, ее отра…

«Отравил», – догадался Хаубериссер, хотя голос Пфайля тонул в нарастающем гуле: их разделила процессия поющих фигур с'надвинутыми на лица белыми остроконечными капюшонами. Эти призраки, похожие на членов тайного судилища, держали в руках факелы и бубнили слова хорала: «О sanctissima, о pi… issima, dulcis virgo Maa… riii… aah![76]»

Пфайль вынырнул снова, его лицо потемнело от факельной копоти.

– А вскоре он проиграл ее деньжата в покер… А потом месяцами подвизался в качестве медиума на спиритических сеансах… Народ валом валил. Весь Амстердам у него перебывал.

– Как Сефарди? – крикнул Фортунат.