У выхода в губу ветер достигал чудовищной силы. Команды ботов, которые еще не отошли от брюги, вовремя успели закрепить свои суда на якорях и соскочить на берег. Белая стена встала в нескольких десятках метров от причалов. Люди, сбежавшиеся на берег, стояли молча. Сквозь падающий снег неясно можно было различить два бота, которые пытались развернуться в нешироком устье реки. Волна сносила их в сторону прямо на камни. Потом один из ботов, развернувшись, очутился около брюги, и сразу же с десяток тросов полетело к нему на палубу, а другой выбрался в губу, и все затянуло снегом. Четверть часа спустя этот бот выбросился на песчаную отмель. Об остальных судах еще не было никаких вестей.
Пока толпа стояла у пристани, председатель колхоза побежал на квартиру портового надзирателя. Наружная дверь была распахнута настежь, в сенях лежал снег. Председатель толкнулся в комнату. Снег летел из окошка— должно быть, и здесь все стекла выбило ветром. Только один человек был в комнате — комендант пограничной заставы. Стоя на коленях, он подбирал разлетевшиеся по всей комнате бумаги.
— Надо собрать человек пятнадцать мужчин, — сказал он, не поворачивая головы, — и обыскать все сараи. Тут скверное дело.
— Он сбежал? — ахнул председатель.
Комендант вытащил из-под кровати измятый клочок бумажки. Это была телеграфная сводка.
— Передано вчера в двадцать три тридцать, — сказал он.
Телеграмма, переданная с вечера по береговым портам, предупреждала о приближении урагана. Она была принята за одиннадцать часов до того, как снежный шквал пронесся над становищем. Принята и спрятана. Комендант сказал:
— Когда его найдут, немедленно ко мне в комендатуру. О телеграмме ни слова. Если об этом станет известно, его убьют.
Вскоре по телефону из соседнего становища передали, что четыре бота успели укрыться в губе мили за три к востоку. Один был разбит при заходе, но люди добрались до берега. Следующее сообщение говорило, что из шести человек команды подобрано только пять, шестой — моторист — по-видимому, погиб. Это была первая жертва.
Теперь пристань обезлюдела. Толпа перебралась в правление колхоза, где был телефон, связывавший между собой рыбацкие становища.
— Где наши мужики? — кричала Антонина Евстахи- евна, упрашивала сказать ей правду. — Мореходы-то наши где?
Ничего не было известно о шести ботах: «Форель», «Быстрый», «Бесстрашный», «Пикша», «Акула» и «Краб», на котором ходил в море Кононов. Десятка два рыбаков, тех, что успели вовремя добраться до брюги или выброситься на отмель, как только налетел ураган, рассыпавшись цепью, обшаривали окрестные скалы, вглядывались в буруны — не мелькнет ли там спасательный круг или кусок деревянной обшивки с разбитого бота. Никто не верил в благополучное возвращение судов, оставшихся в море.
— Мореходы-то наши где? — кричала Антонина Евстахиевна.
Ее успокаивали, как могли. Примерно во второй половине дня кто-то прибежал и сказал, что в губе подобрали круг с «Пикши», и женщины метались в отчаянии:
— «Пикшу» разбило, бабы! Горе!
Их принесли на носилках — капитана и двух матросов. Еще двое шли позади, их вели под руки мокрых, избитых волнами до синяков. Пять человек команды — двое спасенных. Вскоре одна из спасательных партий подобрала на восточном берегу губы еще четырех человек с «Форели». Они спаслись вплавь, но, выбравшись на берег, обессилели и могли только ползком укрыться в скалах. Там они лежали друг возле друга, согреваясь теплотой своих тел; снег заносил их, мокрая одежда покрывалась ледяной коркой, и, если бы не подоспела помощь, ни один из выбравшихся на берег все равно не остался бы в живых.
В немногих домах в этот день топились печи. Только все бани были жарко натоплены, туда прямо с берега отводили спасенных. Но больше половины рыбацких домов стояли пустыми и нетопленными.
К вечеру пришли вести еще о трех ботах: два подобрало военное спасательное судно, от третьего — «Акулы» — нашли кусок обшивки. «Краб», на котором был Кононов, бесследно пропал.
Лиза не отходила от Антонины Евстахиевны целый день. С полудня старуха словно бы успокоилась, перестала кричать: «Где наши мужики?» Ей дали стул, она сидела в правлении колхоза у окна, безучастно глядя, как ураган ломает и заносит снегом рыбацкие дома. Когда принесли на носилках трех человек с «Пикши», она даже не обернулась, только спросила: «Кто?» Ей назвали фамилии. Старуха сказала:
— Лица им накройте. О камни могло побить, ребятишки чтобы не увидали.
О «Крабе» она больше не спрашивала. Несколько раз Лизе казалось, что, глядя в окно, старуха что-то бормочет. Прислушавшись, она в самом деле расслышала слабый шепот.
— Ой, старое ты чудо! — чуть слышно нашептывала Антонина Евстахиевна. — Старое ты чудо!
Она вспоминала свой разговор с мужем нынешней ночью.
— О чем вы, Антонина Евстахиевна? — спросила Лиза, ни слова не поняв из ее тоскливого шепота. — Что вы говорите?
Но старуха молчала, и со стороны казалось, что она дремлет.