Зеленый луч; Замок в Карпатах: [Романы]

Это и в самом деле оказался не кто иной, как господин Урсиклос. Взобравшись на каменный постамент распятия, он принялся долбить его молоточком.

Мисс Кэмпбелл, разъяренная бесцеремонностью молодого исследователя, подошла к нему.

— Что вы делаете, сударь? — резко спросила она.

— Как видите, мисс Кэмпбелл,— преспокойно ответил молодой человек,— пытаюсь отколоть кусочек гранита.

— Зачем же? Я полагаю, времена иконоборцев давно миновали.

— Я вовсе не иконоборец,— отвечал Аристобулус,— я минералог и, как таковой, хочу определить происхождение этого камня.

Сильный удар молотка завершил разрушительную работу времени: от постамента отлетел большой осколок. Аристобулус Урсиклос подобрал его, достал лупу и поднес к камню. Не довольствуясь очками, он начал исследовать излом через увеличительное стекло.

— Как я и предполагал,— в голосе ученого слышалось удовлетворение,— это красный гранит, плотно-зернистый, очень твердый минерал, привезенный с острова Ноннес; гранит как две капли воды похож на тот камень, из которого в двенадцатом веке был построен кафедральный собор аббатства.

Как всегда, наш эрудит пустился в пространные объяснения, и братья Мелвилл стоически выслушали краткую лекцию по археологии. А мисс Кэмпбелл демонстративно отвернулась от оратора и направилась к Оливеру Синклеру. Как только последний закончил свой рисунок, они вместе пошли к монастырю.

Кафедральный собор состоял из двух церквей, встроенных одна в другую. Первая, более древняя, была романской архитектуры.

Осмотрев ее, путники вошли во второе здание — готическую постройку двенадцатого века. Неф[30] второй церкви как бы пересекал неф первой, и таким образом туристы попадали из одной эпохи в другую. Они осторожно ступали по каменным, гладко отшлифованным плитам, между которыми проросли тоненькие травинки. По углам собора стояли гробницы, украшенные каменными скульптурами, казалось, взывавшими к милосердию.

Господин Урсиклос куда-то исчез. Внезапно мисс Кэмпбелл и ее спутники услыхали шаги, гулко раздававшиеся под полуразрушенными сводами портала — казалось, будто ожившая статуя Командора, явившаяся на зов Дон Жуана, ступала по каменным плитам. Но это был всего лишь Аристобулус Урсиклос, который мерил шагами помещение собора.

— Сто шестьдесят футов с востока на запад,— бормотал он, делая какие-то пометки в записной книжке. Потом он перешел во вторую церковь и продолжил там свои замеры.

— Кто же вы, господин Урсиклос? — насмешливо спросила мисс Кэмпбелл.— Минералог или архитектор?

— Семьдесят футов в поперечном сечении,— проговорил Урсиклос.

— И сколько же это составит дюймов? — с невинным видом осведомился Оливер Синклер.

Аристобулус озадаченно взглянул на художника, не зная, сердиться ему или нет. Но тут, к счастью, подоспели братья Мелвилл и повели молодежь осматривать монастырь.

Здание имело столь жалкий вид, что его прежние формы угадывались с трудом. Монастырь обветшал, после того как был разорен во времена Реформации, а затем и вовсе опустел. Одно время здесь обитала набожная канонисса ордена Святого Августина, которую приютили у себя монахи. От громадного сооружения остались лишь голые стены, не сохранилось ни сводов, ни арок, ни романских колонн, которые дольше всего противостояли атакам северных бурь.

Осмотрев руины некогда процветавшего аббатства, путники полюбовались часовней, сооруженной в более позднее время и сохранившейся несколько лучше. Ее Аристобулус Урсиклос измерять не решился. В часовне, где прежде помещалась то ли монастырская трапезная, то ли келья затворника, время разрушило только крышу; хоры, почти не поврежденные временем, представляли собой великолепное архитектурное сооружение. В западной части часовни находилось надгробие последней настоятельницы обители. На черной мраморной плите была изображена дева в окружении ангелов, а над ними — Мария с младенцем Иисусом на руках.

— Она глядит на нас точно рафаэлевская Мадонна, глаза которой будто излучают улыбку! — обронила мисс Кэмпбелл, и хотя тон ее не допускал возражений, Аристобулус Урсиклос не удержался от иронической улыбки.

— Откуда вы это взяли, мисс Кэмпбелл? — спросил он.— Разве глаза могут улыбаться?

Мисс Кэмпбелл хотела было сказать в ответ, что, во всяком случае, его глаза никогда не улыбаются, но промолчала. Это дало Аристобулусу возможность приступить к рассуждениям об улыбке и глазах.

— Этот орган зрения,— разглагольствовал он,— лишен всякого выражения и как таковой хорошо изучен окулистами. Наденьте на лицо человека маску и посмотрите в прорези для глаз — вы никогда не сможете распознать, смеется человек, печален или гневается.

— В самом деле,— закивал братец Сэм, сделав вид, что ему интересно это сообщение.

— А я и не знал,— поддержал разговор братец Сиб.

— В том-то и дело,— продолжал Аристобулус Урсиклос.— Будь у меня маска, я бы вас убедил...

Но у этого удивительного молодого человека маски не оказалось, и потому опыт, который мог бы рассеять сомнения, не состоялся.