— Не видят! — поправила из дупла Катушка.— Только Теньтень, потому что он произнес волшебное слово «Ой!», да мы, улитки, которые так же чисты и бескорыстны, как сама природа, могли видеть ее.
— Вон оно что! — воскликнул дядюшка Виноградник.— То-то они в Теньтеня вцепились, а ее как будто вовсе и нет... Стали они судить-рядить, что с Теньтенем делать. «Сажай его на багажник, да привязывай покрепче,— говорит Склочница.— Будет эхо, когда ему дома порку устроят! Вот это будет эхо, так эхо!» — «Подожди! — отвечает Пьяница.— Оттого, что ему ремня дадут, мне легче не станет». Погладил Теньтеня по головке: «Значит, ты эхо ищешь? Какой любознательный мальчик! И где же, по-твоему, оно живет, кроме наперстков, бочек да кувшинов?» — «Ну, еще в колодцах, в горах, в пещерах»,— отвечает Теньтень. «А в пустой комнате, забыл? — И что-то на ухо Склочнице: — шу-шу-шу». Склочница от восторга запрыгала, в ладоши, как малое дитя, захлопала. Усадили они Теньтеня на велосипед, повезли куда-то, куда — я так и не понял.
— Сейчас узнаете! — воскликнул дядюшка Салатник.— Все видел, все знаю... Богач только за стол сел, как вдруг...
— Постой-постой,— перебила его бабушка Жасминна. — Ты ведь был на базаре... Как же ты мог видеть, что произошло у Богача?
— Вот! Вот! Я же вам говорил: лучшее средство передвижения — салатный лист. Был на базаре, а через полчаса уже у Богача!
— Так вот, меня, ну то есть салат конечно, а вместе с салатом и меня, купил на базаре Богач. Прибыл я к нему домой. Выглянул из сумки — сердце екнуло: в одном углу холодильник рычит, в другом — огонь горит, а Богач уже ножи точит, приправы готовит. Я мигом отлепился, в другую комнату укатился, со страху на самый потолок заполз. Глянул оттуда — глаза разбежались. Налево—золото да серебро, направо— хрусталь да стекло, стены в коврах, мебель в чехлах, а кругом, насколько глаз хватает, всякие вазочки-статуэточки, пуфики да салфеточки, все блестит-сверкает, зеркала тебя с трех сторон отражают, а Богач уже целого поросенка зажарил, салфеткой обвязался, лопает да похваливает. Вдруг мимо дома Склочница-молочница с Пьяницей: «Шубы дают! Шубы дают!» Богач вскочил: «Ах, мать честная! Десять шуб есть, до ровного счета, до одиннадцати, как раз одной не хватает!»! Помчался — только земля под ним задрожала. А Склочница с Пьяницей тут как тут.«Ну-ка,— говорит Пьяница Теньтеню,— покажи, на что твой наперсток способен». Теньтень сестрице Эхо только кивнул — она с разбегу в дверь ногой как пнула — все замки вмиг слетели, шпингалеты отщелкнулись, окна-двери настежь распахнулись. Склочница с Пьяницей от удивления только рты раскрыли. Взобрался Теньтень на подоконник: «Эй, Комнатный братец! К тебе твоя сестрица пришла!» Тишина в доме. «Да нет здесь никакого эха»,— говорит Теньтень. А Пьяница: «Есть! Богач его барахлом завалил! Освободим Комнатное эхо!» Спрыгнул Теньтень в комнату, сестрица Эхо за ним. И полетели в окошко ковры да зеркала, вазы да сервизы, пуфики да подушки, статуэтки да безделушки — освобождают Теньтень с сестрицей Эхо Комнатного братца. Пьяница со Склочницей в сторонке стоят, ручки от удовольствия потирают, над Богачом злорадствуют. Трех минут не прошло, а Теньтень с сестрицей Эхо уже шкафы да кресла в окошко выпихивают, сестрица Эхо еще песенку поет:
«Помоги выбраться из-под комода!» — кричит Теньтень. Вытолкали они комод, сестрица Эхо холодильник, как пушинку, вышвырнула, напоследок шляпу Богача в окошко зафинтилила, улетела шляпа в небо, в Луну превратилась...
— Ну-ну, не завирайся,— буркнула из дупла Катушка.