Зеленый омут

Эфесий с трудом понимал смысл ее речи. Волосы Царицы как-то странно шевелились сами по себе, приводя его в оцепенение. Незадачливый парубок лихорадочно молился про себя всем Богам, которых только смог вспомнить. То тут, то там, в зеленоватых кудрях Царицы расцветали и исчезали нежные лилии, источали странный запах, похожий на запах моря, его глухих соленых глубин. Золотистые ленточки оказались миниатюрными змейками, глазки которых сверкали, как драгоценные камни. На секунду Эфесию показалось, что он сходит с ума, когда вокруг Царицы прямо в воздухе проплыли яркие змееобразные рыбки с разноцветными плавниками и хвостами. Он горько заплакал, жалея себя, и, сквозь слезы, почувствовал себя золотистым и невесомым, затихая в волшебном сне, внутри большого сияющего шара…

Иван замолчал. Молчал и Артур Корнилин, известный и модный столичный художник, экстравагантный, весьма обеспеченный интеллектуал и душа шумных компаний,

«король богемы», как называли его еще со студенческих времен, загадочная и неординарная личность, вызывающая острый интерес публики и критиков.

Над рекой стояла глубокая ночь. Костер давно погас. В черном небе висел призрачный лунный диск.

Спускаться вниз на тропинку в темноте было нелегко. Иван, довольный произведенным впечатлением, шел легко, мягко и грациозно, как кот. Он вообще двигался очень изящно, словно танцевал менуэт. Артур же постоянно спотыкался, хватаясь за мокрые стволы деревьев и ветви кустарника.

Он уже видел свою новую картину. Ту, о которой мечтал нескончаемыми душными ночами, полными неясных снов и томительных предчувствий…

ГЛАВА 1

Гера переходил от картины к картине, замирая от восторга. Он ничуть не жалел, что приехал из Москвы на выставку Артура Корнилина, своего сокурсника и друга. Артур всегда выделялся среди них всех, он действительно был талантлив, ярок и неповторим. Его фантазия, неистощимая и изощренная, какая-то нездешняя, гипнот,ическая, прекрасная и жуткая, брала за душу, никого не оставляя равнодушным. Его или яростно ругали, или поклонялись истово, как умеют поклоняться искусству только славяне.

Выставочный зал Харьковского художественного музея был полон. Слышалась разноязыкая речь; элегантно одетые люди небольшими группами собирались то у одной картины, то у другой, негромко переговаривались. Много внимания привлекали японцы, странно и мрачно одетые мужчины, похожие чем-то на самураев.[8] Было много немцев, французов. Картины Корнилина нравились иностранцам, они охотно и много покупали, что-то громко и бесцеремонно выясняли у жены художника Нины. Самого Артура никто еще не видел, он словно в воду канул. Стая настороженных корреспондентов с утра стояла у входа, в надежде взять интервью.

Нина Корнилина растерянно оглядывалась, близоруко щурясь, высматривала в толпе посетителей Сергея, с которым давно хотела поговорить о муже и обо всем, что ей казалось странным, пугало ее. С того момента, как Артур вернулся из лесного дома деда Ильи, счастливый и одержимый новыми идеями, необычными замыслами и словно околдованный дикой чащей, туманными озерами, пахучими папоротниками в первобытном сумраке, между могучих и сырых стволов, прозрачными родниками, высоким и чистым небом, – он начал лихорадочно писать. Буквально за пару недель до выставки были закончены несколько картин, в том числе жемчужина экспозиции – «Царица Змей».

Нина помнила то оцепенение, почти шоковое состояние, которое охватило ее, когда Артур, на несколько дней закрывшийся в мастерской, питавшийся только водой и хлебом, не сомкнувший глаз, небритый и изможденный, пошатываясь, вышел и позвал ее. Он даже не имел сил говорить и позвал ее жестом. Она нерешительно вошла. В мастерской пахло красками, скипидаром, лаком, холстами и пылью. На картину падал призрачный свет летнего утра – «Царица Змей» не то улыбалась, не то кривилась недовольно, сияла зелеными очами, бездонными, как темные колодцы, блестящими и страшными. Нина почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове. Наверное, она потеряла сознание. Открыв глаза, она увидела Артура, постаревшего лет на десять, с тяжелыми, набрякшими веками, ввалившимися щеками. Он принес ей сердечные капли в рюмочке, смотрел недобро, досадуя на такое ее поведение, неожиданную слабость. Он ожидал восторга, изумления и восхищения, показывая ей первой свой шедевр, а тут вдруг обморок…

С того дня Артур неузнаваемо и окончательно изменился, что-то скрывал от нее. Им овладела странная идея бежать, исчезнуть, спрятаться. От кого? Куда? Нина не знала. Знал ли сам Артур? Ей хотелось поговорить с кем-то, выплакаться, облегчить душу. Когда из Франции позвонил Сергей, она обрадовалась.