Зеленый папа

Адвокат открыл глаза, нащупал ногами домашние туфли и потянул было халат со стула, собираясь вмешаться в потасовку, о которой говорила Сабина, как вдруг услышал звонкий голос, донесшийся с поля.

— Play-ball!.. Мяч в игре!

— А, ну это ничего… — пробурчала Сабина, увидев из дверей, как начинается игра. — Прости, я тебя зря разбудила… Но ведь теперь каждый живет — только беды ждет.

— Беспокойный ты человек…

— Уж не зарабатываешь ли ты по тысяче долларов в минуту, когда спишь? Или тебе такое снится?

— Вот именно, снится. Сейчас видел, — и какого черта ты меня разбудила? — видел, что мне платят тысячу долларов в минуту, как тем адвокатам, из НьюЙорка, тысячу долларов в минуту. Ну, ладно, им это, наверно, тоже кажется сном, — только, по счастью, будить их некому.

Издалека снова донесся звучный металлический голос Боби, распоряжавшегося на поле.

— Three men out![70]

— Этот мальчишка, которого кличут Гринго, приходил сегодня утром благодарить тебя. Бедняжка, не знает, куда глаза девать, а все из-за того, что набедокурил! Слышишь, лопочет там по-английски?

— Воспитание хоть куда… — проговорил Видаль Мота, потягиваясь.

— Да, а что (с поля опять долетел крик Боби: «One straight!»)… эта голая женщина на коленях у матроса… Почему ее называют его матерью?.. («Ball one!" орал Боби.) Скажи, неужели так всюду и таскают с собой люди фотографический аппарат? Как же эта сеньора дала себя заснять? И похуже вещи делаются, да ведь не снимаются!

— Я не говорю, что это фотоснимок… («Ball two!" эхом докатился вопль Боби.) Просто в такой форме сделан намек на многое…

— А ты-то откуда про все знаешь?

— У меня немало друзей в Компании…

— И то правда! («Straight two!») Да, еще я вспомнила… Скажи-ка, верно ли, что та голь перекатная, какие-| то бедняки с побережья, получили в наследство бог| знает сколько тысяч золотых песо?..

— Совершенно верно…

Вбежал сияющий, запыхавшийся Флювио, покрытый потом и пылью, словно в грязи валялся, как сказала, увидев его, Сабина, и сообщил дяде, что они только что закончили home-round.

— А что говорит Гринго? — спросил дядя.

— Он рад, что я в его команде. Мы обыграли босоногих. Я прибежал попить.

— Будешь пить комнатную воду, такую, какая есть. Холодную тебе нельзя, схватишь чахотку.

— Фу, какая теплая… — сплюнул Флювио, едва пригубив стакан.

— Ну, ладно, я остужу ее немного, но не очень. От холодной воды можешь заболеть, кровь застынет.

Игра превратилась в настоящее побоище. В ход были пущены кулаки, палки, камни. Видаль Мота шепнул Флювио, так, чтобы не слышала Сабина:

— Как же ты пойдешь? Тебе глаз выбьют. Парни из Паррокии — настоящие хулиганы, искалечат, пробьют камнем голову… Кто за все это заплатит?

Мальчик, бледный, с остановившимся взором, дрожал всем телом, не зная, остаться ли ему или идти, и вдруг решился. Пригибая голову и увертываясь от сыпавшихся градом камней, он бросился бежать к своей команде, которая обрушивала на противника не меньшее количество снарядов.

— Не похоже, что он твой племянник, родная кровь. Иначе ты бы его не пустил…

— Хуже, если бы его приятели подумали, что он спрятался в доме дядюшки, и прозвали бы трусом.

— Что творится, боже мой! И зачем они переняли эти гринговы игры? Никак они нам не подходят, слишком у нас кровь горячая, и все-то мы превращаем в драку.

Потасовка закончилась. Издалека, с одного конца «Льяно-дель-Куадро», оттуда, где в тесный кружок сгрудилась команда Боби, слышалось:

— Ура, ура, ра-ра-ра!..

— Ура, ура, ра-ра-ра!..

— Индиан!.. Индиан!.. Индиан!.. Ра-ра-ра!..

На другом конце поля игроки паррокийской команды, тоже сбившись в кучку, кричали:

— Босоноги! Босоноги! Босоноги!.. Ра-ра-ра…

— Не в счет!.. Не в счет!.. Не в счет… счет… счет!..

X

— Если я попаду в ад, то не из-за газет, Рейнальдо.

— Рехинальдо, Сабина, Рехинальдо.

— Прости, мне так и слышится «ей», а твое имя ведь от слова «их», «ихний».

— Вовсе нет, Сабина…

— Так вот, говорю я тебе, газет я не читаю, и в ад из-за них не попаду. Никогда не читаю. А теперь наслушалась я разговоров про то, что случилось год назад на побережье, да про это самое наследство, и захотелось мне обо всем разузнать получше, но читатьто я ведь не читаю, а ковыряюсь, горе одно. Пойду-ка, схожу к племяннице, попрошу ее почитать мне. К той самой, которая торгует одеждой на Центральном рынке, да кстати посмотрю, что бы такое на обед купить для разнообразия. Овощи-то тебе не по вкусу, да уж придется погрызть: от мяса ты больно ретив становишься и кое до чего охоч… — И старуха зашаталась, подражая пьяным.

— Посмотри, не найдешь ли тепескуинтля. Если будет, купи.