Зеленый папа

«Не иначе как выиграли в лотерею», — думала жена Бастиансито Кохубуля, поддерживая пальцами грудь, полную молока, и подавая ее ребенку. Бедненький! Не видя, что делает, удивленная громкими криками людей, поздравлявших мужа, Гауделия брызнула молоком младенцу прямо в глаза, но это не помешало ему впиться в грудь и зачмокать, вращая зрачками то в сторону Креспо, то в сторону Раскона и других, тех, кто был уже здесь, и тех, кто подходил. Сосал и глядел, глядел и сосал.

Все говорили хором, все, кроме этих счастливейших смертных, — вокруг них бурлила радость, а они вопрошали недоверчивым взглядом, не сходят ли с ума, не разыгрывают ли их.

Наконец Раскон, видя, что они рта не раскрывают и молча сносят пинки, объятия, рукопожатия, приветствия и поздравления прибывающих соседей, сказал:

— Надо дать им по глотку. Бутылка-то здесь, я ее прихватил — знал, что они обмякнут с перепугу… Ну-ка, глотни и ты, Косматый… Прямо из горлышка… Какие там рюмки да стаканы!..

— Эй, Гауделия, уйми крикуна! — было первое, что промолвил Бастиансито, обратившись к жене. С возрастом он становился сварливее.

— Да оставь ты ее! Она тоже рада. Если только поняла, кто вы такие теперь. Видите? Собаки и те от радости хвостами крутят! Они тоже понимают, что с сегодняшнего дня не грызть им больше сухих корок, — подавай похлебку из костей да с добрым куском мяса.

Больше всех пил и говорил Раскон. Креспо тоже частенько прикладывался к бутылке. Самуэли — Самуэлон, Самуэль и Самуэлито — следовали его примеру: нельзя же отставать. Событие стоило того. Поднялись, как всегда, на заре, и вот тебе на — как внезапно все изменилось. Кто только мог себе представить, что с тем самолетом, с той крохотной мошкой…

— Мне думается, вас должны позвать в контору Компании, — сказал кто-то.

Другой возразил:

— А по-моему, их вызовут в суд, не иначе. Им должен сказать об этом судья.

— Ох, если еще и судью приплетут… — покачал головой Раскон.

— А как же, речь-то идет о наследстве. Так вот и было, когда бог прибрал моего деда Белисарио.

— За наследников!.. — снова поднял бутыль Самуэлон.

Его братья, Самуэль и Самуэлито, отхлебнули тростниковой водки с привкусом какао.

Потом братья принесли гитары, чтоб подогреть импровизированный праздник. Но перед этим глотнули водки еще разок.

— Все пробки вылетели вон, а мы — ни в одном глазу… Схожу-ка, принесу еще… Я ставлю…

— Не надо, — воскликнул Росалио Кандидо, — у меня есть с собой три бутылки мексиканской.

Соном[78] зазвенели гитары, потом пасодоблем, потом вальсом.

— Не нализывайтесь, ребята…

— А он хорош, этот Раскон: говорит, не нализывайтесь…

— Да, не стоит перехватывать, мы ведь пойдем вместе с ними как свидетели. Надо, чтоб котелок варил.

— А их-то словно пришибло, — вмешался Креспо. — Эй, вы, развеселитесь! Бастиансито! И ты, Косматый, и Росалио Кандидо, ну-ка, развеселитесь!..

Необъятную тишь морского побережья давил свинцовый полдень; те, кто не участвовал в празднике — мексиканская водка поджигала голос за голосом, чаррангеада сменялась тонадой и соном, — те в этот час валились замертво в гамак, на койку или попросту на землю — где попрохладней. В мареве стирались очертания дали. Блеск белого полуденного солнца слепил, как тьма. Порою пролетала птица. Чуть шевелила крыльями, тяжелыми от пота и усталости.

Их не позвали ни в контору Компании, ни в суд, — ни в один из двух новых залов суда, ибо старое здание снес ураган вместе с бумагами и всем прочим. Надо было видеть, с какой яростью вихрь разметал бумажонки презренного правосудия: дела, приговоры — ничего не осталось, а те, что не унесены ветром, стали мусором под обломками здания. Да и что такое человеческое правосудие, как не мусор, бумажный мусор?

Их не пригласили ни в контору Компании, ни в новый дом суда. Местный комендант распорядился привести их под конвоем. Лай собак вспугнул веселье. Есть ли на свете большее свинство? Привычка обращаться с людьми по-скотски. Унижать их до конца. Что за важность, если из бедных они сегодня стали богатыми! Конвой уравнивает всех. На то и существует «начальство», чтобы уравнивать граждан. Всех низвести до уровня земли, и берегись, кто поднимет голову, — с землей не расстанется, только ляжет тремя метрами ниже. Быть ниже общего уровня — можно. Лейтенант, командовавший стражей, передал им приказание явиться, и, пожалуй, лучше им пойти сейчас же, вместе с ним.

Гауделия, объятая беспокойством и радостью, понеслась в усадьбу «Семирамида». Надо известить Лино и Хуанчо Лусеро, а также других братьев Айук Гайтан, что их срочно вызывают в комендатуру, и скорее нужно идти туда, — Бастиансито, Косматого и Росалио Кандидо уже увели под конвоем, никто и оглянуться не успел. Потом в повозку свалили остатки праздника: пьяных, гитары, бутылки.

Металлические ободья колес разбрызгивали блики-зайчики по песчаной дороге, катясь вслед за волами, которые несли на коротких ногах послушные громады своих тел. Иногда они высовывали синеватые языки и облизывались. Их головы были прикрыты от солнца листьями кекешке.