Зеленый подъезд

Через некоторое, весьма непродолжительное время мужская составляющая семейства Потаповых прикончила остатки прошлогодних настоек и загрустила. Мама деловито гремела тарелками и так старательно не замечала их ипохондрии, что становилось ясно – не все в доме выпито, ох не все. Но, помня великий подвиг партизан-комсомольцев, мама решила стойко следовать их примеру и держаться до последнего.

– Мамуля, надо раскрываться! – уверял ее папа. Ему было хорошо. Так хорошо, что повод, по которому выдана индульгенция на спиртное, стал уже неважен. Он шикал на Олеську:

– Мелочам пора спать. Ну-ка, марш-марш левой...

Олеся возражала. Мама раскрываться и не собиралась. Тогда мужчины предприняли обходной маневр и налакались пива около ларька у подъезда. Чудеса. Вроде вышли покурить на минуточку, что особенно трогательно, потому что папа-то ведь не курит. Так вот, вышли, курили-курили минут так сорок – и наконец накурились. Папа, заведя свое тело в квартиру, как был, разместился на диване и позволил маме самостоятельно решать вопросы эстетики. Разувать, раздевать его и укрывать одеялкой. Миша же сначала долго сидел в прихожей, делая вид, что нашел на своих шнурках древние манускрипты и теперь старательно их читает. Подозреваю, что он, как и его родитель, просто спал. Но вот выяснять это я не стала. Зачем напрягать человека, когда он и сам через час-другой проснется. Спина затечет от неудобной позы, или еще чего. Так и случилось. Около двенадцати ночи он призраком зашел в нашу сонную берлогу и задал сакраментальный вопрос:

– Алисочка, как ты себя чувствуешь?

– Да уж получше, чем ты, – уверила его я.

– Ат-т-т-лиш...но.

– Ты у меня потенциальный алкоголик, – поразилась я, глядя, как мой агнец Потапов ползком забирается на кровать.

– Алиса, где ты? – позвал он, с трудом ворочая языком, и отрубился.

– Здесь я, здесь. Куда я денусь, – пробормотала я и улеглась рядом.

Посреди ночи проснулась от нехватки воздуха. Михаил навалился на меня всем телом и стаскивал нетвердыми руками белье.

Нет уж, чуть было не закричала я, но не тут-то было. Меня словно сплющило прессом, его тяжелое дыхание заполняло окрестности так, что меня чуть не стошнило.

– О, моя детка, – шипел он, пока я вырывалась. Вот уж только не хватало мне пьяного бытового насилия!

– Отпусти, – взвизгнула я и шарахнула его с размаху по голове тем, что попалось под единственную свободную (правую) руку. Этим чем-то оказалась бутылка из-под пива. Как она там оказалась и когда Потапов умудрился ее вылакать, я не поняла.

– А-а-а, – простонал он и откатился к стене. Не то чтобы мой слабенький замах мог его серьезно травмировать. Его-то крепкую мужскую голову! Но вот желание, так сказать, как рукой сняло. Он моментально продолжил спать.

Меня трясло, словно в ознобе. Я прилегла к Олесе, но так и не смогла заснуть. Все боялась новых чудес потенции. В общем, на работу я уходила в плачевном состоянии. Единственный выходной прошел удивительно конструктивно. Может быть, из-за этого, а может, и из-за чего-то еще, но именно в тот день я вдруг поняла, что кое-что не доделала. И пока это кое-что не сделать, ничего не изменится.

Я должна выяснить для себя кое-что важное, как бы это ни было тяжело и сложно. В жизни все непросто, так что от одного нелегкого шага хуже не станет. Весь день я металась по офису, переворачивала бумаги, проливала чашки с чаем и кофе, натыкалась на клиентов и, что хуже, на начальников. Приносила всем свои извинения и вела себя совершенно неадекватно. А в шесть часов вскочила и принялась краситься, как сумасшедшая, и приставать ко всем с вопросом:

– Как я выгляжу? У меня сегодня очень важное мероприятие.

После того как в пятнадцатый раз мне сообщили, что я очаровательна, если прикрыть лицо газеткой, я решила смыть все и пойти без всякой косметики. В самом деле, зачем? Перебьется. Я вовсе не собираюсь никому понравиться. Снова. Просто, как пишут в модных журналах, хочется показать, что он многое потерял... Так что буду-ка я выше.

* * *

Я собиралась к нему. Зачем? Кто бы знал. В тот момент я и сама не понимала, что мной движет. И как я могу на такое решиться. Знакомой дорогой – к родному метро. Станция, которая располагается в паутине рисованных линий следующей и на которой я за год ни разу не вышла. Речной вокзал, конечная. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны.

«Может, не надо? Остановись! Вдруг тебе будет больно».

«Больнее уже не будет», – отвечала я себе.

«Зачем тебе это? Он ведь подумает, что ты пришла, чтобы снова навязываться!»

«Ну и пусть думает, что хочет. Зато я узнаю ответы на вопросы, которые мучают меня уже столько времени».

«Ты всегда была сумасшедшей. Иди, но потом не жалуйся», – обиженно замолчал мой внутренний голос.