"Чудит отец! — неприязненно подумал Иван. — В стиле позднего барокко строит. Отстал! Автокормилки завел, а в селе ни одного высотного здания. Теплоцентрали и то нет. В хатах живут, как при дедах. Позор! Ну ничего, перестроим!"
Мотоцикл захныкал тормозами. Самодовольно блестя золотой звездой, председатель колхоза Иван Книга-старший распоясавшейся походкой прошел по персидскому ковру в свой кабинет, отделанный карельской березой.
— Ну, сыну, здорово! С прибытием! — враждебно сказал он.
Они яростно сжали друг друга, мстительно слушая треск ломаемых ребер. Потом покурили, чувствуя какую-то неловкость.
— Перестраивать Журавли-в-небе не дам! — сказал отец голосом, полным культа своей личности. — Через мой труп!
— Перестроим через труп! — отрезал Иван.
Председатель схватил массивное золотое пресс-папье, но Иван уже шел по селу упрямым колючим шагом. И Иван Книга-старший отстало смотрел ему вслед, вспоминая свою автобиографию.
Когда-то любил он выпить лишнее и каждую ночь захаживал к вдовушкам. А потом опомнился и решил поднимать колхоз.
— Человек солидный! — говорили колхозники на собрании. — Небось не к девкам, к вдовушкам ходит. Пущай будет председателем.
Хитрый и умный мужик был Иван Книга. Всех обошел. Быстро засеял поля ранней клюквой и поздней брюквой и тотчас же положил в банк миллион. А потом сказал: "Ни пуха ни пера!" — и купил на все деньги уток. И колхоз моментально поднялся, словно на утиных крыльях, мгновенно забогател с буйной силой. А сам Иван Книга сразу стал делегатом и кандидатом.
У берега реки "Победа" всхлипнула тормозами. Из кабины вышла шофер Ксюша, очень красивая и исключительно стройная в брюках на резинке и кофточке, скрывающей ее белые плечи. Из воды на берег выбралась гидротехник Настюша, исключительно красивая и очень стройная в синем купальнике, обнажающем се острые озябшие плечи.
Молодой Иван Книга поднял на руки Настюшу и понес ее в камыши. Но потом передумал, бережно положил ее на землю и, решительно взяв Ксюшу, уже окончательно унес ее в камыши.
На другой день он женился все-таки на Настюше. На свадьбе ломились столы, ломались ложки и вилки, ломала руки Ксюша. И всю первую брачную ночь напролет Иван и Настюша чертили проект реконструкции Журавлей-в-небе.
Во дворе буйно шумели колхозники. На веранде дома висели чертежи и муляжи, диаграммы и панорамы. Обсуждался проект реконструкции Журавлей-в-небе.
— Вот тут, за гумном, будет Дворец бракосочетания, — показывал младший Иван Книга.
— А хвилармония где? — спрашивала доярка Дуся. — Ты мне покажь хвилармонию!
Свинарка тетя Фрося радостно всплескивала руками:
— Бабоньки!.. Бабоньки!.. Бабаевочки!.. — кричала она. — Ить это какая ж жизня будет? Куды там!
А за забором, в стороне от жизни угрюмо и несамокритично стоял председатель Иван Книга-старший.
На другой день Иван Книга-младший уехал в Москву победоносно защищать проект. А председатель Иван Книга-старший ехал на мотоцикле, осматривая передовые поля и пересматривая отсталые взгляды.
"Чего ж расстраиваться, когда надо перестраиваться? — радостно думал он. — Надо настраиваться на то, чтобы застраиваться! Прав Иван! Вот сейчас поверну на телеграф и дам ему депешу".
Застонали тормоза и читатели.
ГЕННАДИЙ ПОПОВ.
Центр борьбы
Как-то так получилось, что встречаются еще в людях недостатки и в жизни далеко не всегда побеждает справедливость. И Семенов Парамон Петрович решил бороться с этим. Нет, драться с недостойными людьми Парамон Петрович не собирался, объективно оценивая свои скромные физические возможности. Он выбрал другой путь — вспомнив прежние, с годами уже упраздненные формы борьбы, Семенов решил строить баррикаду. В мыслях он отчетливо представлял себя стоящим на баррикаде, гордым и бесстрашным, взгляд его устремлен вперед, чуть поверх очков, а рядом со свистом проносятся слова и целые выражения, направленные прямо в него; разбиваются о баррикаду грубые обращения, издевательские колкости, оскорбления, ложь, хамство; а по другую сторону баррикады царят мир и покой, люди там улыбаются, дарят друг другу тюльпаны, поют песни и прославляют вечное торжество справедливости.
Толчком для строительства баррикады послужила встреча с одним из тех людей, с которым Семенов предпочел бы находиться по разные стороны. Эта встреча оказалась последней каплей, переполнившей чашу его терпения.
Баррикаду Парамон Петрович соорудил во дворе из всякого валяющегося там хлама — досок, труб, выброшенного холодильника..: Строительство оказалось делом нелегким, но главное — заметным.
На следующий день Семенова неожиданно вызвал начальник.
— Да вы, голубчик, я смотрю, огонь. Чуть что — сразу на баррикаду! И правильно, скажу вам. Никакого благодушия к прогульщикам, лентяям и Веревкину. Особенно к Веревкину. Пусть знает, что все мы от него по другую сторону баррикады.
После разговора с начальником к Парамону Петровичу подошла учрежденческая активистка и сказала: