Зеленый рыцарь

Беллами отложил перо и сбросил накинутое на спину одеяло. Он жил теперь в маленькой и холодной комнате. За окном стояла глубокая ночь. Свет лампы падал на руку Беллами. Глядя на нее, он подумал: «Какой старой и немощной становится моя бедная рука!» Он понимал, что его поспешно написанный на письмо отца Дамьена ответ весьма бестолков, а местами просто глуп. Но такие порывистые излияния казались ему единственным правдивым способом общения со священником. Возможно, он на самом деле грешит против правды? Не являлась ли сама образность его ответа своего рода подтверждением «романтизма» и «невротической и эротической слабости»? В письме не отразилось никаких свидетельств серьезных размышлений. Не лучше ли порвать его или все же оставить и всесторонне обдумать его содержание? Беллами не озадачился важными вопросами, не выполнил советов наставника. Как будто он мгновенно «отказался от осознания» строгих наставлений, которые пришлось высказать священнику, смягчив и подсластив горькие слова о «глубинных мирских заблуждениях». Да, безусловно, мир испортил его, и, безусловно, он понимал, что новое бытие не принесет ему покоя, став лишь продолжением жизни в весьма аскетических обстоятельствах. Отказываясь размышлять на эти темы, он просто сводил на нет все свои проблемы. Но разве не в этом он как раз и нуждался? Разве не оправдывала его вера? Письмо отца Дамьена, теперь перечитываемое им, явно выражало тревогу. Священника встревожила, поразила та пылкость, с которой Беллами стремился к избранной цели, резко отказавшись от более соблазнительного, занимаемого ранее положения. Беллами знал отца Дамьена уже почти два года, дважды посещал его (отец Дамьен жил в затворничестве и часто писал ему). И вот теперь письма Беллами растревожили этого святого человека. Не двуличность ли натуры Беллами невольно позволила растревожить его? В своем увлечении вероучениями Востока он, возможно, зашел даже дальше, чем открыл своему наставнику. О его видениях, ангельских видениях, отец Дамьен отозвался с крайним пренебрежением, а врач Беллами счел их признаком эпилепсии (хотя позднее отказался от этого диагноза). Такие высшие видения ныне покинули Беллами, остались только, да и то теперь менее частые, но отчетливые, ощущения близости высших сил, вызывающие страдания, радость и печаль.

«Наставник подумал, что эти явления порождены моими собственными заблуждениями. Видимо, так оно и есть. Теперь все стало проще, скромнее и чище. Упрощение жизни ведет к простоте желаний, желание Любви призывает любовь (или сексуальное влечение?)», — размышлял Беллами.