Иногда Вернон звонил. Я тоже говорила с ним пару раз. Он всегда внимательно слушал и интересовался моим мнением. Мне нравилось с ним беседовать, но доверять ему я не спешила. Вернон работал психологом и уж точно знал, как расположить к себе людей – иначе чему его учили в университете?
Впрочем, я в любом случае была рада, что у мамы появился кто-то, с кем она может делиться мыслями.
Они болтали по телефону часами, но потом снова стали переписываться – думаю, по двум причинам. Во-первых, чтобы подлатать дыры в нашем семейном бюджете – к концу месяца за телефон приходили космические суммы, – а во-вторых, потому, что так мама могла сохранять их разговоры и затем перечитывать снова и снова.
С начала их переписки прошло полгода, как вдруг мама объявила, что на весенних каникулах мы летим в Калифорнию знакомиться с Верноном и его детьми.
– Фиона, мы с Верноном хотим пожениться.
Ну вот, приехали.
– Если, конечно, никто из вас не будет против, – тут же добавила мама. – Эта поездка – прекрасная возможность узнать друг друга получше.
У Вернона было двое детей: четырнадцатилетний сын Тэм, мой ровесник, и восьмилетняя дочь Холли.
– Вы хоть фотографиями обменялись? – спросила я.
У нас не было цифрового фотоаппарата, но у некоторых ребят в классе был. Я уже предлагала маме, чтобы мой друг Скотт ее сфотографировал. Тогда она смогла бы отправить фотографию Вернону и избежать ненужных сюрпризов. Но мама рассмеялась и идею отвергла. Действительно, что за глупости.
– Да что ты вообще о нем знаешь? – не выдержала я.
– Неважно, как он выглядит. Я знаю, что люблю его. За эти полгода мы с ним проговорили больше, чем с твоим отцом за все двенадцать лет брака.
Прочитав на моем лице выражение глубокого недоумения, мама улыбнулась:
– Ладно. Ты считаешь, что твоя мать сошла с ума. Не буду ни спорить, ни соглашаться. Давай просто поедем и все выясним. Если окажется, что ты на дух не переносишь Денизов, мы с Верноном подождем – продолжим общаться виртуально, пока ты не уедешь учиться в колледж. Это всего четыре года.
– Почему ты так в нем уверена?
Мама лишь хитро улыбнулась.
Я посмотрела прогноз погоды, раздумывая, что брать с собой в Калифорнию. В Айдахо еще лежал снег, а это значило, что девяносто миль до аэропорта Спокейн на наших изношенных шинах превратятся в медленный ад. Хотя черт возьми! Весенние каникулы в Калифорнии! Моя подружка Эми считала, что мне страшно повезло.
Я уложила в чемодан летние футболки и, немного посомневавшись, сунула впридачу жуткий купальник, который мне подарили прошлым летом, но надеть его я так и не решилась.
Я думала об отце.
Он со своей второй женой и моей маленькой сводной сестрой жил в десяти минутах от нас. А что, если мама выйдет за этого Вернона и мы переедем в Калифорнию? Видеться дважды в месяц станет непросто. Может, встречи и вовсе прекратятся.
Не знаю, хотел ли отец вообще со мной видеться. В те выходные, что я у них гостила, он обычно брал работу на дом, и мне приходилось общаться с его новой женой, Джинни. Она была всего на десять лет старше и никак не могла определиться, как себя со мной вести. Я ее постоянно подкалывала, а то и откровенно хамила. В ответ она заливалась слезами.
И это взрослый человек.
Впрочем, как только у Джинни появился ребенок, она тоже перестала обращать на меня внимание. Все наши разговоры сводились к тому, как правильно держать малютку Катрину и не хочу ли я посидеть с ней вечером. Деньги лишними не бывают, и я часто соглашалась. К тому же моя сестренка была действительно славной.
Ладно, Калифорния так Калифорния. Там должно быть не хуже, чем в Айдахо. Для начала – зимой нет снега. Еще, судя по нашей поездке в Диснейленд незадолго до развода родителей, магазины в Калифорнии лучше наших. Денизы, правда, жили не в городе, а где-то в горах между Санта-Круз и Сан-Хосе. И все же…
По-настоящему переживать я начала в самолете. Мы летели в Калифорнию на встречу с какими-то незнакомцами. Я взглянула на маму: невысокая и пухленькая, вся в веснушках. Непослушная копна кучерявых черных волос, красное платье явно туговато в талии… Что ж, зато у мамы потрясающие темно-карие глаза.
Я ужасно за нее боялась. Она по уши влюбилась в этого парня, и он тоже говорил, что влюблен в нее, – но при этом они ни разу не виделись. Разве не похоже на завязку какого-нибудь триллера, где в финале таинственный незнакомец кромсает всех на куски?
Но немодельная внешность мамы – это полбеды. Еще была я. Я уже переросла маму и была худющей во всех возможных и невозможных местах. Своим единственным достоинством я считала густые черные волосы – волнистые, но не кудрявые, и такие длинные, что в них можно было завернуться, спрятавшись от всего мира. Но мама хотела, чтобы лицо оставалось открытым, и в самолете мне пришлось заплести косу.