Я направилась прямиком к пианино и прогремела что-то минорное из Скарлатти. Чего хотели эти зловеще-прекрасные дети? Что их отец сделал с мамой?
Какого черта мы вообще здесь забыли?
Закончив разламывать пианино, я подняла глаза. Вернон сидел рядом.
– Давай прогуляемся, – предложил он.
Мы бок о бок сели на пороге и начали завязывать ботинки. Я понятия не имела, где мама или Тэм с Холли. Мне было все равно.
Мы перешли через ручей и обогнули дом. Отсюда в лес уводила тропинка. Под ногами расстилался ковер из коричневато-рыжей хвои, а вокруг толпились безмолвные вековые деревья, покрытые темной морщинистой корой. Ровные стволы тянулись все выше и выше, пока не растворялись в пушистой кроне темно-зеленых иголок. В лесу было прохладно и тенисто; ноги мягко и почти беззвучно ступали по упругой земле.
Долгое время мы шли молча. Вокруг царила тишина – лишь изредка вдали слышался крик какой-то птицы. Мы перешагнули тоненький ручеек, который едва сочился среди травы и мха.
Вернон остановился у поваленного дерева. Сквозь прореху в зеленом куполе – там, где раньше была его крона, – светило солнце. Вернон подошел к дереву, погладил ствол, словно расправляя складки на замявшемся покрывале, и повернулся ко мне.
– Хочешь передохнуть?
Я прикусила губу и села. Кора была шершавой, но сидеть на огромном стволе было удобно. Воздух пах сосновой хвоей.
Вернон сел рядом.
Некоторое время мы просто слушали. Птиц, шелест ветра, колышущего ветви у нас над головой, стук дятла вдалеке…
– Почему мы? – спросила я наконец.
Я обернулась.
Вернона не было.
На его месте из ствола дерева выросла огромная, шириной с человека, ветка. Сверху из нее торчали побеги – все с разными листьями: дубовые, кленовые, одни – как капли, другие – словно перья, иглы и стрелы.
Я вскочила и бросилась бежать. Только спрятавшись за толстым деревом, я перевела дух. Руки тряслись. Прижавшись к шероховатой коре, я выждала пару минут и опасливо выглянула. На бревне сидел Вернон – словно никуда и не уходил. Таинственная ветка исчезла.
Я снова спряталась за деревом, отчаянно стараясь привести мысли в порядок. Единственное, что я знала наверняка, – я была одна в лесу с Чем-то Еще. И понятия не имела, чего оно хочет.
Я огляделась. Откуда же мы пришли? Усеянные иголками тропинки разбегались в разные стороны, петляя среди папоротника, щавеля и кустов рододендрона. Если я здесь останусь, найдет ли меня мама? Найдет ли вообще кто-нибудь?
Через какое-то время я вышла из укрытия и осторожно подошла к упавшему дереву.
– Чего ты хочешь? – рявкнула я, глядя Вернону в лицо.
– Я не хотел тебя пугать. Фиона, я никогда… слышишь, никогда тебя не обижу.
– Ничего не понимаю.
Он протянул руку.
Всякий раз, когда до меня дотрагивались его дети, внутри что-то словно менялось. Стоило им прикоснуться, и во рту появлялся странный вкус. В моей прежней жизни такие фокусы никому были не под силу.
Я облизнула губы и протянула ему обе руки.
Никакого покалывания. Никаких странных вкусов. Его ладони были теплыми – только и всего.
– Что ты собираешься сделать с мамой? Убить?
– Нет. Я люблю твою маму.
Мы молча смотрели друг на друга. В тени деревьев его глаза казались медово-карими, и в них мерцали зеленые искры.
– Я хочу показать тебе свою работу, – сказал он. – Ты не против?
– В каком смысле? Я думала, ты разговариваешь с людьми.
– Это лишь часть моей работы.
Он плавно соскользнул с поваленного ствола, подвел меня к ближайшему дереву и прижал мою ладонь к коре.
– Что ты чувствуешь?
На ощупь кора была шершавой и мшистой. По ней ползали муравьи, в трещинах блестела паутина. Лес пах нагретой на солнце хвоей.
Вернон положил свою руку поверх моей.
– Чувствуешь? – прошептал он.
И тут…
Это было как музыка. Я перенеслась в иной мир. Я чувствовала, как внутри дерева бурлит жизненная сила, как растекается сок, бежит вода, как свет искрится на листьях, а корни погружаются в землю; я одновременно ощущала запах перегноя, тепло солнца и прохладу теней, дуновение ветра и застывшую тишину – а еще долгие, долгие годы, которые кольцами ложились один за другим, запечатлевая в каждом витке дожди, засуху, свежесть туманов, дни и ночи, зиму и лето, а подо всем этим – Землю, а надо всем – Небо и вечное Солнце.
Вернон убрал руку, и из старого крепкого дерева я превратилась обратно в маленькое ранимое человеческое существо.
Я прижалась щекой к теплой коре. Я все еще чувствовала, как струится внутри жизнь.
Через пару минут я выпрямилась и посмотрела на лес. Деревья казались другими – разными, живыми, невероятно древними и дружелюбными. Все приобрело какой-то новый смысл. Отовсюду лились звуки музыки – стоило лишь затаить дыхание.
– Но как?.. – начала я.
– Люди просто разучились чувствовать.
Я села на землю и сквозь сосновые иглы погрузила руки в мягкую почву. Я почти могла ощутить ее вкус подушечками пальцев.
Вернон сел рядом и тоже коснулся земли. Его пальцы стали твердыми, коричневыми и сучковатыми.
Я подняла руку и боязливо дотронулась до них.
Кора.
Вернон улыбнулся.