— «Мне отмщение и аз воздам», по-моему, такие слова приписываются в Библии Господу. Нетерпимость к грехам, но любовь к грешникам. Конечно, я не предлагаю упразднить институт правосудия и выпустить заключенных из тюрем! На самом деле я говорю о самых простых вещах, нам надо победить наш эгоизм и осознать нереальность и бесплодность множества наших безотчетных стремлений. Мы тратим слишком много времени, обвиняя, ненавидя или завидуя окружающим нас людям, то есть мы желаем им зла. А как раз этого и не следует делать!
— Где ты набралась проповеднических идей? Может, ходила к Питеру на какие-то консультации, типа тех лекций, что раньше Лукас читал Сефтон?
— Нет, я просто сама много размышляю, взрослею постепенно!
— Ты влюблена в Питера?
— Нет.
— Уж не собираешься ли ты выйти за него замуж?
— Харви, помилуй бог!
— Подозреваю, что изучение английской литературы не приносит тебе никакой пользы, в ней полно всякой романтической и высокопарной чепухи. Ты начиталась Шелли [74]
.— Да, признаю себя виновной в преступном романтизме.
— По-моему, Беллами просто глуп, даже глупее тебя. Питер Мир наврал ему с три короба, чтобы сбить со следа.
— С какого следа?
— Разве ты не слышала слов Клемента о том, что Питер не бывал в своем доме, избегая нежеланных встреч с людьми? Возможно, он избегал встречи и с полицейскими.
— Ну и мысли у тебя! У человека может быть куча причин, из-за которых ему не хочется видеться с людьми. И это не наше дело.
— Значит, ты встала на его сторону, ты против Лукаса. Я, конечно, не пытаюсь оправдать Лукаса. По-моему, они оба лгут нам.
— Не думаешь же ты, что Лукас…
— Нет, просто Питер мне не нравится. По крайней мере, Лукас откровенно груб и недоброжелателен, он не прикидывается святым. А послушать Беллами, так этот Питер Мир стал воплощенной добродетелью и жаждет восхищенного признания, особенно от тебя и всей нашей компании! Почему он не может наслаждаться своей добродетельностью в благостном уединении? Он ведь попросил Беллами поведать обо всем нам!
— Это же важно, как ты не понимаешь! Его история касается всех нас. С чего ты вообще так разозлился?
— Я не понимаю, каким боком это касается всех нас. И если мы полагаем, что касается, то попросту вмешиваемся не в свои дела.
— Извини, дорогой. По-моему, главной в данном случае является любовь, а заодно с ней прощение, терпимость и милосердие… и нам не следует радоваться, осуждая других людей или считая, что мы лучше.
— Я тоже думаю, что любовь очень важна, хотя и не считаю, что она обязательно должна вмещать в себя все те прекрасные понятия, которые ты приплела к ней… и я не знаю, как любовь может справиться со всеми кошмарами нашей жизни. Я люблю тебя, Алеф, я давно люблю тебя. Ты нужна мне как воздух. И меня ужасно огорчает, что ты собираешься так надолго уехать с Розмари Адварден.
— Ну, не так уж надолго, милый Харви, когда-нибудь я вернусь!
— Да, да, ты вернешься, конечно, я буду ждать твоего возвращения, точно освобождения из тюрьмы, вытерплю положенный мне срок, как преступник или как заложник, и дождусь, с меня снимут цепи и выпустят на свободу. Ты говоришь так, словно открыла для себя какое-то новое важное знание. Возможно, в итоге и я приобщусь к новой житейской мудрости.
— Взгляни-ка на это, — сказал Лукас, протягивая письмо.
Клемент взял и прочел его. В письме было изложено следующее: