Зеленый рыцарь

Речь Питера сопровождалась разнообразными жестами. (Клемент, изгибаясь на стуле, чтобы лучше их видеть, решил, что такая жестикуляция, видимо, свойственна евреям или азиатам.) Взмах левой рукой дополнялся скромным или смиренным жестом протянутой вперед, словно за милостыней, правой руки. Подъем плеч с одновременным разведением рук, видимо, подчеркивал важность признания в какой-то слабости. То, словно показывая фокус или предлагая подарок, опущенная правая рука внезапно изящно взмывала вверх и тянулась к собеседнику раскрытой ладонью с растопыренными пальцами. Потом, с выражением смиренной или блаженной радости на лице, Питер медленно прижимал ладони к груди, руки сплетались в крепком объятии. Отвечая на последнюю реплику или предположение Лукаса, Питер развел руки, подняв их на высоту плеч, а потом воздел к потолку, очевидно показывая значимость счастливо обретенной свободы.

Лукас, приподнявший брови при виде этого восторженного финального жеста, сказал:

— Что ж, спасибо вам большое, доктор Мир. Вы повторили нам в более ярких выражениях то, что уже пояснили, возможно, проще и яснее в вашем послании. Я искренне рад, что вы полностью поправили свое здоровье и вернулись к счастливой и плодотворной жизни. Более того, я, как и мой брат, желаем вам всего наилучшего. Благодарю вас за то, что вы зашли к нам и поведали о вашем удачном выздоровлении.

Лукас явно намеревался встать, но Питер остановил его, мгновенно протянув к нему через стол руку с выставленным вперед указательным пальцем.

— Нет. Подождите. Пожалуйста, подождите. Самая главная часть моей речи впереди. Прошу, уделите мне еще немного вашего внимания.

— Мы терпеливо выслушали вас, — возразил Лукас, — Наша встреча, похоже, уже достигла удовлетворяющего всех завершения. Так не разумно ли будет на этом и закончить? Наверняка все самое главное уже сказано.

— Далеко не все, но я постараюсь быть кратким. Как я уже говорил, остался кое-какой нерешенный момент.

— Какой же?

— Выполнение одного оригинального действия.

— Какого оригинального действия?

— Исходного действия, во время которого вы так яростно ударили меня дубинкой, что едва не лишили жизни.

— Вот вы о чем! Но разве вы не пояснили в письме, что все это дело, в целом закончившееся туманной неопределенностью, может быть уже предано забвению? А ваши собственные душевные переживания вы даже великодушно предложили считать фантазиями и эгоистичными заблуждениями. Вы также просили у меня прощения. Этого достаточно, более чем достаточно. Достаточно и для вас, и для меня. Давайте же сейчас, достигнув такого замечательного уровня понимания, оставим все это в покое навеки.

Лукас, подавшись вперед, произносил слова мягким, убедительным тоном. Более того, Клемент безошибочно понял, что брат говорит с большой долей искренности.

Питер, до настоящего момента выглядевший как исполненный уверенности и сил хозяин положения, вдруг встревожился. Он взмахнул левой рукой и нервно прижал ее тыльной стороной ладони ко рту. Его устремленный на Лукаса взгляд выражал серьезность, даже непреклонность. Опустив руку, он сказал изменившимся, тихим голосом:

— Нет. Наше дело не может быть предано забвению. Его нужно, к сожалению, прояснить, то есть взглянуть на него в новом свете, я даже скажу, повторить… в некотором роде, прежде чем… преодолеть все последствия.

— О боже! — воскликнул Лукас оживленным, игривым голосом, громко прошелестев бумагами на своем столе, — Неужели мы начнем все сначала? Я думал, что как раз от этого вы и рады были освободиться. Несомненно, одного повторения достаточно!

Глубоко вздохнув, Питер опустил взгляд на свои уже успокоившиеся руки.

— Прошу, позвольте мне продолжить и высказать мои мысли. Мы достигли, скажем так, великой вершины, горного плато, некоего открытого пространства в нашем… противоборстве… то есть в наших взаимоотношениях. Верно, я стал свободным, я могу нормально жить и дышать, я успокоился. Вместо образа слепой Фемиды с мечом и весами я вижу теперь огромное ясное пространство, весьма похожее на зеленый луг, вижу яркий свет, покой и неожиданное исчезновение ужасных мучений, порождаемых гневом и ненавистью. Но с другой стороны… — он помедлил, — с другой стороны, все-таки что же видится вам?

— Я не уверен, что понимаю, о чем вы толкуете. Если вас волнует мое благополучие, моральное или любое другое, то уверяю вас, я вполне в состоянии позаботиться о себе сам. Это уже не ваша проблема, и вы, конечно не без удовольствия, снимете с себя такую обузу, оставив меня в покое, разве я не прав?

Лукас, напряженно выпрямившись, пристально смотрел на Питера, который непоколебимо и так же пристально смотрел на него. Изгнанный в дальний конец комнаты Клемент заметил, а вернее, почувствовал с особой, небывалой прежде остротой, что перед ним разворачивается противоборство двух великих магов.