Зеленый рыцарь

— Клемент, да не огорчайся ты так. У тебя такой вид, будто ты сейчас разревешься! Очень скоро мы увидим его вновь.

— Нет, Лукас ведь такой…

— Извини, я говорю не о Лукасе, я имела в виду Питера. Я подумала, что надо бы съездить в ту клинику, Джереми позвонил и дал мне ее адрес. Но Джереми считает, что надо немного повременить… То есть, по-моему, Питер действительно нуждается в отдыхе, и если мы внезапно заявимся туда, любой из нас, то это может слишком взволновать его.

— Да, я согласен, лучше повременить.

— Эмиль тоже так думает. Он звонил, сообщил, что Беллами живет у него.

— Правда? А мне хотелось, чтобы Беллами пожил у меня. Ох… не важно…

— Эмиль поступил великодушно. А как Джоан, она еще у тебя?

— Насколько мне известно, она у Коры. Кора присмотрит за ней.

— Но мне казалось, что она живет у тебя.

— Нет.

— Разве ты не переживал из-за нее?

— В общем… нет… то есть переживал, конечно…

— Харви показалось, что она подумывает о самоубийстве. Он говорил, что Джоан использует странные фразочки, рассуждая об оставшихся у нее возможностях… угрожает связаться с Хэмпфри Хуком, подразумевая, видимо, какие-то дьявольские пристрастия… либо она склоняется к самоубийству, либо к наркотикам…

— А при чем тут какой-то Хук?

— Ну, ты же понимаешь, это что-то вроде искушения дьяволом.

— Я тоже собираюсь к нему.

— Может, нам следует позвонить Коре и предупредить ее… нет, это слишком откровенное вмешательство.

— Согласен.

— И все-таки кто-то должен приглядывать за Джоан.

— Ты намекаешь на то, что это должен делать я? Ты, видимо, думала, по крайней мере высказала мысль о том, что она живет у меня. Так вот, она не жила и не живет.

— Ты знаешь ее лучше всех.

— Но это еще ничего не значит. Вот ты у нас больше всех заботишься о людях, у тебя отлично получается роль любящей матери, ты простираешь свою материнскую любовь на всех нас! Давай лучше сменим тему. Когда возвращается Алеф?

После ухода Клемента Луиза поднялась к себе в спальню и пристально взглянула на себя в зеркало, угрызения совести терзали ее, слезы подступили к наполненным печалью глазам. Она подумала: «Почему я сознательно разрушаю свою жизнь? Может, я безумна?»

— Значит, ты согласен, что нам не стоит пока пытаться увидеться с ним?

— Наверное, согласен.

— И тебе в особенности.

— Я могу расстроить его. Господи, мне даже подумать страшно, как я сам могу расстроиться!

— Он жил на грани срыва. Его силы истощились. Теперь наступает неизбежная реакция, которую ему должны помочь пережить.

— Ты подразумеваешь, что у него маниакально-депрессивное состояние и ему требуется медицинская помощь?

— Даже не знаю, я не стал бы выражаться с такой определенностью. Просто мне кажется, что передышка будет вполне разумной. Он сам признал справедливость мнения того доктора. Ведь, в сущности, его возвращение в дом можно рассматривать как просьбу о помощи.

— Да… но я воспринимаю его… несколько иначе.

— Знаешь, Беллами, говоря все это, я не имею никаких корыстных мотивов. Конечно, я эгоистичен, и мне не чужды, в принципе, эгоистичные мотивы, но в данном случае я стараюсь достичь ясного понимания.

— Эмиль, я понимаю, что ты говоришь все это из лучших побуждений. Твои слова исполнены мудрости, и я глубоко верю тебе. Просто существует какая-то мощная… сила… которая тянет меня к нему… и в эту силу я тоже должен верить.

— Любовь, да. Но порой любовь должна жертвовать собой, чтобы саму себя сохранить. И более того, я тоже должен признаться… но не стоит углубляться в тонкости. Ты увидишь его вновь, твоя разлука будет короткой. Ты поживешь у меня это время? Надеюсь, нам не нужно будет больше спорить об этом?

— Я останусь… пока… спасибо.

— Хорошо. Большинство твоих вещей приехало в машине, а завтра мы заберем остальные. Ты уже расплатился за квартиру или нет?

— Да, я заплатил за этот квартал и за следующий квартал тоже. Наверное, кому-то понадобится та скромная комнатка. Как все-таки ужасна бедность. Ох, Эмиль, как же это все тяжело, сплошные мучения. Как раз из-за них мне хотелось уйти в монастырь. Но я оказался недостойным, витал в облаках. Пожалуйста, пойми меня, ведь Питеру удалось вспомнить о своем великодушии, он вновь открыл в себе добродетели, и тогда ему открылась новая миссия…

— Да-да, это стало неким откровением…

— Я буду нужен ему, и ты будешь нужен… ты понимаешь, какой глубины должна быть вера, чтобы…

— Ну, в какой-то степени я остаюсь бесхитростным лютеранином, детские убеждения слишком глубоко внедряются. Но с какой очаровательной искренностью он поведал нам о том обмане, пояснив, почему назвался психоаналитиком, и завив, что он всего лишь богатый мясник!

— Эмиль, ты все еще не понял…

— Понял, понял, я уважаю твоего святого, неисповедимы пути Господни. Хочешь еще виски?

— Нет-нет, я и так уже слишком много выпил, мне пора на боковую. О, Эмиль… спасибо тебе за все… ты понимаешь…

— Да-да, конечно понимаю. Но позволь мне сказать тебе еще несколько слов, прежде чем ты примешь ванну и улетишь в страну Морфея.

— Да?

— Ты должен забрать своего пса. Он будет жить с нами. Я люблю собак.