Зеленый рыцарь

— Да, похоже, все случившееся вскоре покажется нам вполне возможным, вероятным и даже неизбежным. Алеф исполнила роль вожделенного трофея, захваченного пиратом.

— Моя мать говорила, что Алеф похитит зрелый мужчина, какой-нибудь магнат… в общем, по-моему, Лукас вполне подходит на такую роль… Но разве могут они быть счастливы вместе? Это кажется мне абсолютно невероятным.

— А я могу представить их счастливыми.

— Красавица и Чудовище. Женщинам нравятся чудовища.

— Лукас, возможно… не такой, как кажется.

— Я боялся его. В детстве он внушал мне ужас. Я хотел помириться с ним, но не смог. Он преследовал меня точно демон. Алеф любила цитировать один отрывок из «Беовульфа», я не помню его точно. Что-то о таинственном призраке, приходящем по ночам… это был Лукас… возможно, она уже знала.

— Да. Предположим, она вернется со сломанными крыльями и разбитым сердцем. Тогда ты будешь чувствовать себя виноватым и бросишься ее утешать.

— Сефтон, ну пожалуйста… Любимая моя, не надо плакать…

— В любом случае, она не вернется. Она слишком горда. Если она расстанется с ним, то найдет кого-то другого, более достойного ее. Ах, Алеф, Алеф, моя дорогая, милая сестра! Все теперь переменилось. У меня сейчас — именно сейчас — возникло такое чувство, будто мы оказались на какой-то неизведанной земле, в пустыне, в таинственном и мрачном необитаемом краю, исполненном разочарований, рухнувших иллюзий и жуткой печали… Мы как будто стали мирскими отшельниками или преступниками, наказанными за неведомые грехи.

— Ты говоришь о чувстве вины. Оно пройдет. Мы должны пронести нашу любовь через этот мрак. Давай зайдем ко мне, если хочешь.

— Нет, мне пора домой. Я должна быть с ними. Горевать лучше всем вместе.

— Ты расскажешь им о нас?

— Пока нет, давай подождем… у них и так достаточно потрясений.

— Ты не передумаешь, любовь моя, ангел мой?

— Я люблю тебя, люблю. Но сейчас давай простимся, и я побегу обратно в Клифтон.

— Мой, я принес тебе кофе и печенье.

Клемент, набравшись храбрости, постучал в комнату Мой. Не дождавшись ответа, он осторожно заглянул в дверь.

Как и вчера, Мой сидела на кровати. Кончик ее перекинутой через плечо толстой светлой косы лежал на коленях. В комнате пахло красками. Клемент поставил чашку и тарелку на пустую полку. Но почему она пуста? Оглянувшись, он заметил, что пол вокруг ног Мой покрыт камнями. Клемент подумал, что девушка плакала и камни собрались утешать ее.

— Спасибо тебе, — сказала Мой. — Правда, мне не хочется кофе, но спасибо за печенье. Где мама?

— Она прилегла у себя.

— Сефтон дома?

— Нет пока, но она скоро вернется. Я приготовлю тебе чай.

— Не надо, спасибо.

Зажав в руке кончик косы, Мой начала яростно дергать ее, глядя на Клемента яркими синими глазами, так напоминавшими ему глаза Тедди Андерсона.

После продолжительной молчаливой паузы он подумал, что ему лучше уйти, но потом решил, что должен остаться. Желая Мой только добра, Клемент старался избегать общения с ней из-за ее известного детского «увлечения», но сейчас, видя ее такой одинокой и несчастной, осознал, что нужно придумать что-нибудь утешительное для нее.

Взяв стул, Клемент сел напротив девушки, стараясь не наступить на камни. Не переставая терзать косу, Мой наблюдала за ним с серьезным и печальным видом.

— Как приятно пахнет красками. Что ты рисовала?

— Покрасила принесенный мне мисс Фитцгерберт холст, просто загрунтовала его.

— Загрунтовала?

— Масляными красками пишут по загрунтованному холсту.

— А-а, понятно. Я принесу тебе еще несколько холстов. Я знаю, где они продаются. Ты должна позволить мне принести их… и вообще все, что тебе нужно для живописи…

— Спасибо, но, пожалуйста, не беспокойся.

— Помнишь, как я нашел тебя, когда ты убежала искать Анакса, и мы приехали домой на моей машине? — спросил Клемент, подыскивая другую тему для разговора, — Получилось настоящее приключение, правда?

Мой нахмурилась, потом ее лоб просветлел, а губы на мгновение изогнулись в странной кривой усмешке.

— Да.

Клемент запоздало спохватился. Ведь тогда, по дороге домой, он пожурил Мой за нелепую привязанность к нему. Как могла она его простить за то ворчание и за то, что он еще и напомнил ей об этом, предложив такое воспоминание, словно конфетку ребенку! И как чертовски бестактно с его стороны напоминать ей об Анаксе! Мой уже не ребенок. Клемент и не заметил, когда она успела повзрослеть. Сейчас он увидел в ней юную женщину, постройневшую и подросшую, в изящном синем платье с пояском, совершенно не похожем на прежние рубашки или рабочие блузы. Он уже хотел сказать ей: «Как же ты выросла». А вместо этого опустил голову, надеясь, что она сама поймет его чувства.

— Надо узнать, как там твоя мама, — смущенно пробормотал он, поднявшись со стула.

Мой, вновь ставшая серьезной и печальной, медленно кивнула. Клемент взмахнул рукой. Отвечая на его приветливый жест, она тоже едва заметно приподняла руку. Он вышел из комнаты. Ему подумалось, без особой уверенности, конечно, что между ними сейчас произошло нечто весьма важное.