Последняя часть программы – Ташкент. Полет был неудачный, с пересадкой, задержкой рейса. Намерзлись в аэропортах. Наконец добрались. Вышли – рассвет, тепло, солнце выплыло из-за горизонта прямо на глазах.
В Средней Азии Оля никогда не бывала, ей давно хотелось посмотреть на неведомую сторону света. Илья любил эти края, они вообще-то собирались поехать туда вместе, но все не получалось. Дальше Прибалтики не выбирались.
Но вышло, что посмотреть ничего не удалось – улетели из Ташкента вечером следующего дня, скоропалительно и скандально.
Утром первого дня их повели в правительственное здание барачно-сталинского типа и ввели в длинный зал с накрытыми по-восточному столами. Вдоль многометрового стола сидели – восточные в тюбетейках и невосточные без тюбетеек – сплошь мужчины средних лет в одинаковых костюмах и одинаковых галстуках. Был теплый, почти жаркий февраль, в помещении крепко пахло прошлогодним потом. Прием был по первому разряду: партийное начальство, городские власти.
Видимо, произошло какое-то недоразумение – почему-то местное начальство решило, будто принимает правительственную делегацию дружественной страны.
Чили, Перу, Колумбия – все было едино для партийных функционеров. Они работали. И работа их заключалась в том, что они говорили речи.
От первой же Оля пришла в отчаяние: она не подлежала переводу. Оля склонилась к Пабло и сообщила ему об этом. Он кивнул и попросил ее почитать какие-нибудь русские стихи – звук русской речи ему очень нравился, и он очень быстро все запоминал.
– Ладно, я прочитаю тебе «Евгения Онегина», роман в стихах Пушкина.
И началось художественное чтение на ухо, строго согласованное с выступлениями ораторов. Оля дробила строфы таким образом, чтобы соответствовать периодам речей и смене ораторов.
На четвертой главе Пабло устал. Профессор сидел, близкий к обмороку.
– Ладно, хватит, это безобразие надо кончать. Хосе, умоляю, подыграй немного, хоть раз в жизни! – попросил он профессора.
Когда очередной, но далеко не последний оратор закончил и все захлопали, Пабло вылез со своего почетного места, таща за собой слегка упирающегося товарища и Олю, которую тащить было не надо, сама поскакала. Он встал возле трибуны, задекорированной красным плюшем, и сказал ораторским большим голосом:
– У нас на родине есть такой обычай – петь друзьям благодарственную песню. И я вам спою нашу любимую песню, которую Колумб привез в Америку из Испании пятьсот лет тому назад.
И он запел. Это была «Ла Макорина», шлягер, который еще не добрался до Москвы, а уж тем более до Ташкента. Он скакал, размахивал руками, притягивал к себе Хосе, который на этот раз, устав от взятой на себя роли старшего и умного друга, вечно подвергавшегося издевкам, полностью отдал себя в распоряжение певца.
Припев песни – «Положи мне руку сюда, Макорина!» – повторился раз десять, и Пабло изобретательно прикладывал руку Хосе к разным частям своего тела, постепенно приближаясь к месту максимальной мужской ответственности.
Закончив выступление, Пабло поднял сжатый кулак в устаревшем, а в этой части света и вообще неизвестном жесте и сказал Оле:
– А теперь переводи! Да здравствует учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Он захлопал сам себе, его дружно поддержали совершенно сбитые с толку тюбетейки. Рядом с Олей стоял ответственный за проведение встречи на высшем уровне сотрудник, настолько бледный, насколько это можно было заметить на загорелом под азиатским солнцем лице, и шептал:
– Ольга Афанасьевна! Что же это делается? Куда он? Ведь мы отвечаем! Срывается мероприятие!
– Оля, скажи ему, что мы улетаем сегодня, пусть билеты поменяют. Скажи ему, чтобы шел в жопу, что у нас на завтра встреча на самом высоком уровне! – Колумбийский писатель раздул свои мясистые щеки, так что шевельнулись толстые усы, и закатил глаза к небу. – Скажи что хочешь!
Ольга перевела.
– А как же Средняя Азия, которую ты так хотел посмотреть?
– Я уже насмотрелся, хватит! В жопу!
– Номера в Москве на сегодня не заказаны! – привела Ольга разумный аргумент против экстренного отъезда, но Пабло и слышать не хотел:
– У тебя на кухне переночуем!
– Ты с ума сошел, на какой кухне?
Он посмотрел вокруг, человек пятнадцать деятелей стояли позади выжидательно, ничего не понимая.
– Наши гости приносят извинения, но им придется улететь сегодня, поскольку завтра их будут принимать в ЦК партии.
– Скандал! Скандал! Да он понимает, что он делает? – шептал Ольге Афанасьевне в ухо ответственный специалист…
Финальная сцена имела место спустя три дня, когда Ольга сдавала в бухгалтерию список расчетов. Раздался телефонный звонок.
– Карен Аветисович просит вас зайти, – передала Оле бухгалтерша.
Карик сидел за столом с царственным видом:
– Что там у вас произошло, ты можешь мне рассказать?
Ольга все честно рассказала.
– Н-да… Возьми бумагу и пиши отчет.
– Какой отчет? Я же сдала.
– То был финансовый, а этот в КГБ, – холодно сказал Карик.
– Да ты что? – возмутилась Ольга. – Не буду я никаких отчетов писать. Мы так не договаривались.
– А как мы договаривались?