Зеленый. Том 1

Справедливости ради, он совсем недолго эту чушь думал, буквально секунды три, потом его попустило. И сразу стало неописуемо стыдно: ладно бы, чего-то нормального испугался, а это уже даже не фобии, а какая-то тупая пропагандистская брошюра общества трезвости. «Откуда она взялась в моей голове? Это я настолько контрол-фрик, получается? – изумленно думал Дмитрий Сергеевич. – Или просто пугливый дурак? А ведь когда-то был храбрый мальчишка. То есть, по своим тогдашним меркам, просто нормальный, но все вокруг считали, я – герой и лихач.

Куда что девается? – думал Дмитрий Сергеевич, пока бармен цедил ему пиво из крана. – Куда мы сами деваемся, а?»

Сел за стол, попробовал пиво – ну так. Нормальное. Но ничего выдающегося. «Зато можно не допивать, – утешил себя Дмитрий Сергеевич. – Такое оставлять не обидно». И ехидно спросил себя: значит, без тюрьмы обойдется? Без депортации, запоя и драк?

Музыка в пабе была хорошая, вот приятный сюрприз. «Не так много сейчас в мире мест, где играют блюз. Хотя на самом деле откуда я знаю, много их или мало? – мрачно подумал Дмитрий Сергеевич. – Я же по барам практически не хожу».

От всего этого – блюза, пива, недавнего приступа паники, острого недовольства собой – Дмитрий Сергеевич утратил обычное душевное равновесие. Ему было непривычно грустно и одновременно как-то удивительно, по-детски легко, все вокруг ему очень нравилось – и обстановка, и посетители паба, в основном, молодежь – но при этом было обидно и завидно, что сам не один из них. Больше не молодой и совсем не храбрый. И вообще завтра уже уезжать. А дома – ну что интересного может быть дома? «На то и дом, чтобы там тосковать», – думал Дмитрий Сергеевич и от этих мыслей окончательно растерялся, не знал, куда себя такого девать.

Вдруг вспомнил – боже, надо же, лет двадцать об этом не вспоминал! – что в юности, когда становилось вот так же одновременно тошно и счастливо, то есть почти всегда, придумал выход – писать. Просто записывать все, что приходит в голову, не разбирая, не правя, поток. В итоге друзья, иногда читавшие эти записи, объявили его крутым авангардным поэтом; это было очень смешно, потому что сам не считал свои записи стихами, но и приятно: он любил нравиться и казаться кем-нибудь необычным. В этом смысле прослыть крутым авангардным поэтом – самое то.

«Какой же классный я был, – неожиданно заключил Дмитрий Сергеевич. – Отличный! Сам бы хотел с таким подружиться. Только тот мальчишка со мной сегодняшним, заурядным, осторожным, устроенным, умеренно успешным хмырем, не стал бы и говорить».

Достал из кармана ручку, взял салфетку, попробовал что-то на ней написать. Ничего из этой затеи не вышло, тонкая мягкая бумага сразу порвалась. Но Дмитрия Сергеевича это не остановило. Пошел к бармену, спросил, нет ли тут, случайно, бумаги, получил несколько криво вырванных из школьной тетради линованных страниц, вернулся за стол, записал так поспешно, словно это был пароль, который можно в любой момент забыть, и тогда все пропало: «На то и дом, чтобы там тосковать».

И потом уже писал, не задумываясь, останавливался, только чтобы отхлебнуть пива и покурить; на улицу пару раз выходил, слушал там непонятные, как птичий щебет, веселые разговоры, давал зажигалку желающим прикурить, возвращался и писал дальше – что писалось, то и писал. Совершенно не беспокоился о результате, но при этом чувствовал себя так, словно пишет прошение о помиловании в какую-то тайную небесную канцелярию и одновременно письмо тому мальчишке, которым когда-то был.

«Если ему понравится, может, согласится со мной дружить, и тогда… да какая разница, что тогда будет, лишь бы оно у нас было», – думал Дмитрий Сергеевич. И писал на листочке в линейку: наше общее, одно на двоих, мое и мое «тогда».

* * *

Ханна-Лора поудобней устраивается в шезлонге, вытягивает ноги, зябко кутается в плед. Ветрище сегодня страшенный. Но осенние пикники на пустынном пляже – ее слабость. И лучшей компании, чем Кара, для этих вылазок нет. Не жалуется на холодрыгу, не ноет, когда ветер уносит тарелку с кексом, не предлагает поехать домой.

– Вот мы с тобой физику не учили, – говорит ей Кара. – И совершенно зря.

– Почему? – рассеянно удивляется Ханна-Лора.

– Потому что процесс, который мы сейчас наблюдаем, все больше похож на диффузию.

– На что?

– Диффузия это когда соприкасаются два вещества и проникают одно в другое…

– Чего-о-о?

Больше всего на свете Ханна-Лора любит корчить дурочку, а возможностей у нее в этой области мало. И вдруг – диффузия! физика! вещества! Можно дать себе волю. На самом-то деле она, конечно, уже поняла.

– Кофе с молоком, – нетерпеливо говорит Кара. – Мешок соли в луже. В воздухе тает дым от костра. Все смешивается, потому что… – вот мы с тобой физику не учили, поэтому у меня романтическое объяснение, для нашего с тобой девичника – в самый раз. Вещества, понимаешь, друг другу нравятся. Их молекулам интересно, чего там по соседству дают. И самые шустрые начинают шастать в гости к соседям. Вот примерно так процесс запускается. И потом уже – все, идет.

* * *