– Давай, – кивает она. – Я, если что, уже поняла, что просить бесполезно. У вас в этом деле свои интересы, и они сейчас противоречат моим. Вашему городу нужен наш воздух, точка. Какое вам дело до проблем Этой Стороны.
– Неправильная постановка вопроса, – лучезарно улыбается Нёхиси. – Нам до всего есть дело, все интересы – наши. А то бы это были уже не мы.
– На самом деле, я тебя понимаю, – говорит его друг. – Я бы на твоём месте тоже не шибко обрадовался, обнаружив, что в мой дом из всех щелей лезет панический страх населения Другой Стороны. Не этим добром я бы хотел делиться с соседями! Однако помочь ничем не могу. И не потому, что у нас какие-то свои, отдельные от твоих интересы. Границы между нами, по большому счёту, иллюзия, реальность едина, и беречь её надо сразу всю, целиком. Просто, понимаешь, я же не нарочно открываю Проходы. Не копаю их лопатой, я это имею в виду. Они сами собой открываются – просто потому, что я есть, и такова моя воля. Вернее, воля мира, которая проявляется через меня.
– Это так, – откликается Ханна-Лора. – Теперь и я это вижу. Раньше не знала, кстати. Думала, ты применяешь какие-то специальные ритуалы всякий раз, когда хочешь открыть новый Проход.
– Да применяю, конечно. Куда я без ритуалов. И вот прямо сейчас, извини. Такой специальный длинный хитровыкрученный ритуал – моя жизнь. Не пытайтесь повторить в домашних условиях; то есть, я-то как раз хотел бы, чтобы пытались, но, положа руку на сердце, вряд ли кто-нибудь повторит.
– Повторять и не надо, – улыбается Нёхиси. – Лучше свою жизнь в неповторимый ритуал превратить. – И говорит Ханне-Лоре: – Ты вот что ещё учти. Кроме страха, который действует, как отрава и портит тебе настроение, ветер отсюда к вам ещё много чего приносит. Разного. Странного. Удивительного. Незнакомого. Так что, как минимум, неоднозначные получаются сквозняки.
– Это правда, – соглашается Ханна-Лора и чуть не плачет, потому что действие чудесной настойки на Бездне закончилось, тьмой она быть перестала и теперь совершенно по-человечески переживает провал. – Много чего от вас этот чёртов ветер приносит, но в первую очередь всё-таки страх. Я чуткая, я его ощущаю, и похоже, он сильнее меня. А значит и другие не смогут с ним справиться. Если от нас уйдёт наша безмятежная радость, зачем всё вообще тогда.
– Да не уйдёт, куда она денется. Ну ты даёшь! Ваша радость – свойство материи, из которой вы состоите. Она у вас в самом фундаменте жизни лежит.
– Знаю, – говорит Ханна-Лора. – Но любой фундамент можно разрушить. Нет гарантий, что он устоит.
– Гарантий, может, и нет, – смеётся Нёхиси. – Но ваш фундамент как-нибудь устоит и без них.
А не-Иоганн, не-Георг добавляет без тени улыбки:
– Стойкость – к счастью. Уж точно не повредит.
Эдо
– Какой-то я в последнее время стал скучный, – сказал Эдо. – Недостаточно вдохновенный. И почти совсем не мистический. Беда!
– Опустившийся обыватель, – подхватил Тони Куртейн. – Самодовольный бюргер. Невежественный мещанин!
– Да почему сразу «невежественный»? – возмутился Эдо. – Я знаешь, сколько книжек читал! Некоторые были толстые и без картинок. Честное слово. У меня есть свидетели. Могу доказать.
Переглянулись и рассмеялись. Хотя вообще были тренированные. То есть, умели подолгу без тени улыбки нести любую абсурдную чушь.
– А в чём это выражается? – наконец спросил Тони Куртейн. – Как я прохлопал такое событие? С какого момента надо было начинать скучать?
– Да с любого практически, – улыбнулся Эдо, который на самом деле был страшно доволен как жизнью в целом, так и лично собой. – Ты помнишь, когда я вернулся из Элливаля?
– Месяцев девять назад. С хвостиком. Или без хвостика?..
– Ровно. День в день. И с тех пор ни разу не влипал в серьёзные неприятности. В несерьёзные, собственно, тоже. Это наверное и называется «остепенился»? Или, не приведи господи, «повзрослел»?
– Это называется «слишком много работал», – утешил его Тони Куртейн. – Неприятности просто не втиснулись в твоё расписание. Ничего, наверстаешь ещё.
– Вообще-то, если ты не заметил, я всё лето бездельничал. Выступать раз в неделю, да книгу собирать из конспектов – тоже мне грандиозный труд. А я даже никуда толком не съездил. Как подменили меня! В июне шикарно промахнулся мимо Чёрного Севера, в августе смотался в Таллин на Другой Стороне, причём скорее из чувства долга: если их дурные границы снова открылись, надо брать, а не морду кривить. И на этом окончательно успокоился. Достаточно мне. Вообще никуда не тянет. Шляюсь по двум городам, иногда выпиваю с друзьями… с духами неизвестной природы, в мороке, который они же и навели. Но на серьёзные неприятности этот морок не тянет. Точно тебе говорю, это ещё не они! Нелепые духи неизвестной природы мне даже напиться как следует не дают. Чуть что, сразу: «Эй, профессор, вам хватит, вы нам нужны живым».
– О! – обрадовался Тони Куртейн. – Теперь я знаю, кем надо быть, чтобы сказать тебе «хватит», и не огрести по башке.