– Бедный ты заяц, – наконец говорит городу Нёхиси. – Так не годится, конечно. Я не знал, что ты настолько сильно тоскуешь, прости. Так радовался, что можно побыть не особо всеведущим, что самое важное упустил. Думал, тебе с нами и нашим хаосом так весело и интересно, что вполне можно обойтись и без Стефана. А ты уже совсем задолбался ждать. Ладно, раз так, приведу тебе Стефана. Но чур за это ты немедленно, прямо сейчас вернёшься к себе. Тень у тебя такая прекрасная, что я бы всю её целиком навсегда в своё сердце забрал. Но в той вечности, где я впервые в мир проявился, старшие мне говорили, плохо быть жадиной, только поэтому и держу себя в руках! Обязательно надо вырастить эту красотищу до настоящей плотной реальности. А для этого тебе, дорогой, придётся ещё очень долго и счастливо жить.
– Ты приведёшь ко мне Стефана? – переспрашивает город. – Так он всё-таки есть? Или ты сотворишь его заново? Заново лучше не надо! Мне не нужен какой попало, мне нужен, который был!
– Да есть он, балда, – вздыхает Нёхиси. – Ты бы такого не выдумал. И никто бы не выдумал! Разве только он сам.
– А когда ты его приведёшь? – недоверчиво интересуется город. – Долго ещё надо ждать?
Его можно понять. Он уже столько раз слышал обещание «скоро», что оно стало синонимом «никогда».
– Сколько ждать? – переспрашивает Нёхиси. – Вот кстати, хорошо, что напомнил про время, вечно я о нём забываю, а для тебя это важно. Скажи мне, какое сегодня число, и который час?
– Ой, это как? – растерянно переспрашивает город, да так звонко, что сразу становится ясно: он вернулся к себе, он весь, целиком снова здесь.
– Время, число и час, – повторяет город. – Ай, ну точно! Я вспомнил. Знаю, где подсмотреть. – И после короткой паузы объявляет: – Ноль два часа сорок четыре минуты, шестое ноября две тысячи двадцатого года. Так достаточно точно?
– Более чем достаточно, – улыбается Нёхиси. – Значит, вот прямо сейчас и вернётся. Спасибо, ты молодец.
С этими словами он открывает незапертую калитку, ведущую во двор двухэтажного дома на улице Даукшос, и заходит в тёплый пасмурный день двадцать первого сентября две тысячи шестого года. То есть, в Стефанов сад, где отцветают мальвы с подсолнухами, алеет девичий виноград и стоят удобные старые кресла, красное и зелёное, под цвет виноградной листвы.
Страж Порога, который, если смотреть на него глазами Нёхиси, выглядит одновременно как зеркало, лёд и тьма, настолько тотальная, что рядом с ней всё остальное становится светом; короче, вот это неописуемое явление фантастической красоты начинает дрожать и искриться, для него пришествие Нёхиси явно приятный сюрприз. А Стефан поворачивается навстречу нежданному гостю; у него сейчас такие отчаянные глаза, что Нёхиси, не просто не привыкший оправдываться, а в принципе не знакомый с подобной концепцией, говорит:
– Ну слушай, во-первых, у меня не было выбора, город без тебя не жилец. А во-вторых, я не с пустыми руками, у меня в кармане бутылка вина.
– В каком кармане? – вздыхает Стефан. – Ты вообще представляешь, как сейчас выглядишь? Откуда у этого… – этого! – может взяться карман?
– Извини, – с неприсущей ему кротостью откликается Нёхиси. – Я перед выходом в зеркало не смотрелся. Но вино – вот оно, как ты и хотел. Можем спокойно выпить, нет смысла спешить. Всё равно ты выйдешь отсюда шестого ноября в два часа сорок четыре минуты, без вариантов. Я городу пообещал.
Стефан, Нёхиси
Это мне, что ли, так сильно добавить приспичило, что силам, движущим судьбами мира, пришлось всё бросить и бежать выполнять мой заказ? – думает Стефан, открывая вторую бутылку розе из Апулии, об отсутствии которой только что сокрушался. – Очень мило с их стороны, но почему они решили исполнить именно это желание? У меня есть куча других! Гораздо более сильных и страстных… ну, я надеюсь, что более, не настолько же я алкаш.
Стефану самому смешно от такой постановки вопроса, но одновременно ему совсем не смешно. Потому что – ну господи, ну твою мать! Кто так делает?! – сердито думает он. – Обладая всеведущей, да ещё и умной от природы башкой, можно было изобрести целую тысячу способов аккуратно просочиться в мою калитку. Я же сам ежедневно как-то сюда захожу! А этот красавец просто вернул себе всемогущество, чтобы не париться и проходы во времени открывать не ключом, а ногой. Что само по себе понятно, всем хочется, чтобы было весело и легко. Но ёлки, – угрюмо думает Стефан, разливая вино по бокалам, – он же теперь не то что в наш город, а в весь мир не поместится. Счастье, что моё двадцать первое сентября давным-давно завершилось, здесь он нормально может сидеть. В несуществующем всемогущему самое место. То есть, ни один всемогущий, естественно, не обязан целыми днями просиживать штаны в несуществующем, но если он этого хочет, то можно, почему бы и нет.