Зеленый. Том 3 (светлый)

Люси не стала расспрашивать: «Ты чего? Что случилось?» – вообще не сказала ни слова, только утешительно гладила как маленькую по голове, а потом, всё так же обняв, куда-то повела, усадила, – Жанна к тому моменту уже почти успокоилась, но была рада, что не в одно из открывшихся буквально на днях кафе, где сейчас толпы народу, а просто на лавку рядом с детской площадкой, пока совершенно пустой.

– Извини, – наконец сказала она. – Нервы стали совсем ни к чёрту. Все сейчас друг от друга шарахаются, а ты меня обняла, и жизнь сразу снова как будто опять настоящая, как раньше была. Я поэтому разревелась. От хороших и… в общем, от разных чувств.

– Понимаю, – кивнула Люси. И добавила после паузы: – Теоретически, понимаю. Наверное. Меня долго в городе не было. Только сегодня вернулась. Что, серьёзно, все друг от друга шарахаются?

Жанна пожала плечами:

– Ну, сейчас-то уже не все. Как кафе и бары открылись, народ явно расслабился, осмелел. Но раньше все друг друга боялись. Включая моих детей. Совсем спятили со своим супер-гриппом. Орали в два голоса, один по вацапу, вторая из своей комнаты, чтобы сидела дома, не смела гулять. Потому что если я выйду на улицу и дерзко пройдусь по пустынному парку, сразу заболею сама, одновременно заражу всех на свете, и всё человечество немедленно умрёт в страшных муках лично из-за меня. Я отвечала: «Ладно, договорились, пойду погублю наконец этот мир, кто-то должен, пора», – и уходила. А назавтра заново начиналась та же самая ахинея. Вроде, мои же дети, не чьи-то. Рядом со мной росли. Всегда были отличные. Страшно ими гордилась, думала, что воспитала классных людей. И вдруг эти классные люди обезумели вместе со всеми, в первых рядах фанатичных борцов за святой карантин. Теперь, вроде, опомнились, извиняются. Объясняют, что в интернете писали страшные вещи, и они за меня боялись. А я, знаешь, совсем не уверена, что однажды смогу их простить.

– Да ладно тебе, – улыбнулась Люси. – Было бы что прощать. Нормальные у тебя дети, просто как все подростки, страшные дураки. А что слишком доверчивые, так это просто естественное следствие хорошей жизни среди взрослых, которым можно доверять. Ты сама им такую устроила; кто же знал, что гораздо полезней для становления личности орать по любому поводу, драть ремнём за чужие провинности, нести чушь безапелляционным тоном и неумело, бессмысленно врать. Ну может хоть теперь догадаются, что всем подряд безоглядно верить не стоит. Особенно интернету, правительству и любым новостям.

– Ты права, конечно, – вздохнула Жанна. – Но эмоции есть эмоции, от теоретического понимания они никуда не деваются; надеюсь, перегорят. Мне, знаешь, ужасно обидно, что мои дети оказались обычными. Такими, как большинство их ровесников, да как вообще все вокруг. И мои друзья оказались обычными, и мужчина, в которого ещё зимой была влюблена. А значит, и я сама – совершенно обычная тётка. Всё-таки ближайшее окружение не с потолка берётся. Оно всё о нас говорит.

– Ну здрасьте, – нахмурилась Люси. – Обычная такая нашлась.

– Теперь наверное уже да, – почти беззвучно сказала Жанна. – Как-то всё продолбалось. Я сама же и продолбала. Я у Тони в кафе с ноября не была. С тех пор, как оно начало скакать с места на место. Не попадается мне на глаза.

– Да ладно, – удивилась Люси. – Ты же осенью там бывала! Они уже из двора на Бокшто исчезли тогда.

– Один раз ты сама меня туда привела. А потом, уже в ноябре Иоганн-Георг на улице встретил, спросил: «Вы чего совсем нас забыли?» – и потащил в ближайший подъезд, который в тот вечер был входом. И всё… Ладно, нет, вру, не всё. На самом деле, один раз мне этот вход показался. В декабре, буквально за пару дней до Нового года я наткнулась на дверь дровяного сарая с белой вывеской в проходном дворе с Пилимо на Всех Святых, причём дверь была слегка приоткрыта, оттуда явственно пахло выпечкой и приправами, доносилась музыка и голоса. Но я тогда была не одна, а с мужчиной, который мне очень нравился. Сперва, как дура обрадовалась: вот это повезло, сейчас я его в Тонино кафе приведу! Но мой спутник вывеску в упор не видел. И не слышал никаких голосов. Он вообще не понял, чему я так радуюсь, сарай как сарай. Пришлось сделать вид, будто я пошутила. Ну и дальше пошли.

Люси ничего не сказала, только ещё крепче её обняла.