– Я и сама у себя звеню, – улыбнулась Эва. – Такое отличное было лето, такая теперь у меня счастливая и одновременно абсурдная жизнь! Гуляю между двумя реальностями, дома почти не ночую. С работы уволилась, ну её к лешим. Ты же помнишь, как я за неё держалась? Потому что мистика мистикой, а за квартиру и прочее надо платить. И вдруг оказалось, чтобы заработать втрое больше своей бывшей зарплаты, мне достаточно несколько раз в месяц принести на Эту Сторону пару кошёлок, набитых кофе и сигаретами. Берут, не торгуясь, и считают меня благодетельницей, в смысле, растяпой – могла бы и выше цену задрать! На Этой Стороне сейчас натурально кризис: тамошние контрабандисты перестали к нам ходить за товаром. На них, оказывается, здешний панический страх воздействует, как отрава. Не смертельный, но крайне неприятный яд. Весной все контрабандисты слегли с тяжёлым отравлением и решили – нет уж, это никаких денег не стоит. Летом тут вроде стало получше, но они не идут всё равно. Цены на наш табак и кофе взлетели до заоблачных и продолжают расти. И тут я такая со своими мешками. И представляешь, тамошние деньги можно в любом местном банке поменять на евро. Совершенно обычная операция; местные по этому поводу презрительно кривятся и страшно ругают официальный курс. Поначалу трудно было поверить, что евро из параллельной реальности настоящие, но наши банкоматы отлично их принимают, нет никаких проблем. В итоге я плачу за свою квартиру деньгами, заработанными в другом измерении. Спекуляцией, контрабандой кофе и сигарет! И знаешь, мне очень нравится. Так стало легко! И ощущение, что всё наконец-то правильно. Словно я заняла своё место в мире. Как будто именно для такой жизни и родилась.
– Ну так, получается, именно для этого и родилась, – пожал плечами Гест. – Чтобы изменять пути мёртвых, уменьшать количество боли и страха, а на досуге спекулировать в соседней реальности кофе и табаком. По-моему, отличное сочетание. Тебе оно явно идёт на пользу, да и просто идёт, как удачно сшитый костюм. Справедливость Вселенной совершенно не похожа на то, как люди представляют себе справедливость. Но иногда, выходит, всё же вполне похожа. Я рад, что судьба к тебе не только по высшему счёту, но и по-человечески тоже добра.
– Спасибо, – сказала Эва. – Ужасно жалко, что ты не ешь и не пьёшь. Так угостить тебя чем-нибудь хочется! Не потому, что выпивка сама по себе имеет значение, а потому, что так принято у друзей.
– Да, в этом смысле со мной неудобно, – согласился Гест. – Но угостить меня ты всё-таки можешь. Пригласи меня как-нибудь на концерт – любой, в твоём вкусе. Из всех вещей, которые мне в этой реальности по-настоящему нравятся, музыка к выпивке ближе всего.
Ханна-Лора, Стефан
– Мне не нравится, что тут у вас происходит, – говорит Ханна-Лора.
– Сожалею, – отвечает ей Стефан, пожалуй, несколько чересчур жизнерадостно для человека, который испытывает сожаление.
Но Ханна-Лора особо не удивляется. Всегда знала, что совести у шефа Граничной полиции Другой Стороны ничуть не больше, чем у его дружков, высших духов. То есть, не просто нет, как у всех бессовестных типов, а решительно, напрочь, торжествующе НЕТ.
– Нравиться тебе, – продолжает Стефан, – несомненно одна из целей нашего существования. Но не единственная. И даже не основная. К сожалению, нет. Но поскольку лично я всё-таки очень хочу тебе нравиться, расскажи, что именно тебя не устраивает. Сделаю что смогу. Только не проси меня исправить всё местное человечество разом. Я бы сам давным-давно их исправил без дополнительных просьб, да не умею. Руки коротки у меня. Плюс вообще не моя зона ответственности. Человечество у нас на Другой Стороне – вот такое, за редкими драгоценными исключениями. То ли это зачем-нибудь надо, то ли само нечаянно получилось. В любом случае, на этом поле играет, как ваши жрецы в старину говорили, Большая Судьба. Сама с собой, разумеется, с кем ей ещё играть. Традиционно считается, во что-нибудь дико сложное, но я подозреваю, в «Пьяницу»[15]
. Есть такая детская карточная игра.– Не смешно, – фыркает Ханна-Лора.
– Так мне тоже, – пожимает плечами Стефан. – И не должно быть смешно.
– Ты учитывай, что я в плохом настроении, – вздыхает Ханна-Лора. – Причём в вашем, здешнем, а не в своём. Трудно мне сейчас на Другой Стороне находиться, вот я о чём.
– Что, и тебя скрутило? – удивляется Стефан. – Так вроде бы не должно. Той поганой липкой отравы, от которой всех ваших мутило, тут уже почти не осталось, выдуло ветром, мало ли что было вечность назад, весной. И потом, эй, моя дорогая! Ты же старая, всеми судьбами мира битая жрица, а не какой-нибудь, прости господи, Дедушка Люба с мешком карандашей. Тебе всё должно быть нипочём.
– Нет, не должно, – неохотно говорит Ханна-Лора. – Я как раз очень чувствительная. Мне всегда нелегко на другой Стороне. Просто обычно рядом с тобой это «нелегко» несущественно. А я сюда в основном к тебе на свидания и хожу.