Зеленый жемчуг

Она и в самом деле часами штудировала модные журналы разных эпох в попытке отыскать идеал. Выбор осложнялся тем, что на ее изящной фигурке одинаково хорошо смотрелся и тяжелый кринолин, и летящие складки античной туники, и измышления современных дизайнеров, которые, правда приходилось корректировать с учетом небольшого роста. Туся временами тоже включалась в эту игру, хоть немного отвлекавшую от тревожных мыслей. Впрочем, любая попытка представить, какой же именно наряд пришелся бы по вкусу Арсеньеву, заставляла ее сердце сжиматься в тревоге и тоске.

И совсем в тему ее переживаний и Наташиных предсвадебных хлопот оказалось приглашение на два спектакля знаменитого Зальцбургского фестиваля[7]. Музыка Моцарта, да еще и в живом акустическом звучании сама по себе являлась настоящим подарком, особенно два его оперных шедевра: «Свадьба Фигаро»[8] и «Похищение из Сераля»[9]. А уж сознание того, что за дирижерским пультом будет стоять не просто замечательный музыкант, но и хороший друг, а вернее, испытанный боевой товарищ, наполняло сердце радостью, делая ожидание еще более приятным.

Надо сказать, что Сережа Савенков оказался тем редким счастливчиком, для которого ранение, несовместимое с продолжением службы военного радиста, не только не сломало жизнь, но дало шанс вновь проявить себя в основной профессии.

 — Обидно, конечно, что освобождение Ванкувера увижу не с переднего края фронта и не из рубки боевого корабля, — делился он с товарищами, регулярно навещавшими его и на Лее, и на Земле. — К тому же с отцом и ребятами жаль расставаться. Но со мной остается музыка, а это, согласитесь, немало.

— За скрипку Амати[10] ты уже поквитался, — напоминал раненому товарищу Арсеньев, намекая на успех в освобождении пленников и важность данных, которые в институте Эпидемиологии успел передать радист. — Теперь стоит продолжить дело жизни ее владельца. В память о нем и о тех, чья песня уже никогда не прозвучит.

Сережа старался следовать этому завету. Еще в госпитале он начал заниматься, постепенно восстанавливая форму, разучивал новые партитуры, изучал записи ведущих мастеров, чтобы выйти к оркестру не с пустыми руками. Тем более, предложения были одно заманчивее другого.

 — Я понимаю, что я пока интересен антрепренерам, прежде всего, как герой войны, человек, о котором рассказывали в межсети, — рефлексировал он.

— Теперь у тебя есть шанс доказать, что и как музыкант ты стоишь не меньше! — в один голос убеждали его Вернер и отец.

Дирижерский дебют Сергея в Солнечной Системе состоялся на памятном балу миллиона орхидей, и уже через пару месяцев его имя прочно утвердилось на афишах несмотря на то, что конкуренция среди музыкантов была достаточно высока. Европейская и восточноазиатская элита почти не признавала электронного звучания, не жалея спонсорских взносов на поддержку оркестровых и хоровых коллективов. Поэтому приглашение на один из старейших в Европе Зальцбургский фестиваль являлось не просто большой удачей, но признанием дарования, куда более весомым, нежели победа на любых конкурсах.

 — Я гожусь тобой, сын! — улыбался Семен Савенков, вспоминая, что им всем пришлось пережить в страшные дни, когда Сергей находился между жизнью и смертью.

— Жалко, что не сможем присутствовать на твоем триумфе, — вторили ему Пабло и Дин, которые так же, как и Семен Александрович, получили, наконец, новое назначение и со дня на день ждали приказа. — Ну, ничего, Клод нам потом расскажет.

 — Я передам вам запись, — улыбался Сергей, который точно знал, что для отца и друзей ценность представляет только гром аплодисментов после спектакля.

 — Я постараюсь его морально поддержать, — пообещала сеньора Эстениа. — Мы постараемся, — улыбнулась она, поглаживая заметно округлившийся живот.

К осени она обещала порадовать Савенкова-старшего еще одним сыном.

 — Еще неизвестно, кому кого поддерживать придется, — вздохнул Пабло, который опять переживал за мать.

 — Все будет хорошо, — лучезарно улыбаясь, успокаивала его сеньора Эстениа. — Я всегда мечтала об еще одном ребенке, но твой отец был против.

 — А я наоборот когда-то хотел попросить у мамы братика, — печально улыбнулся Сережа Савенков. — Но она не успела.

 — Зато теперь у тебя есть возможность исполнять для брата колыбельные силами целого оркестра, — похлопал его по плечу отец. — Берегите друг друга, — напутствовал он остающихся на Земле жену и сына, силясь заключить в объятья всю свою заметно разросшуюся семью.

 — Возвращайтесь поскорее! — с мольбой смотрела на мужа и сына сеньора Эстениа.